Утром, поплутав по селу Столыпино, подъезжаю к одному из домов, чтобы спросить, где живет бывший губернатор Аяцков. Оказывается, это его дом и есть. По саратовским рассказам про «поместье» Аяцкова я ожидал увидеть нечто гораздо большее — наподобие замков некоторых депутатов городской думы, возвышающихся по Усть-Курдюмской трассе. Дом очень хороший, просторный, но обычный.
После завтрака Дмитрий Федорович показывает свои владения: маленький кабинет с книжными полками до потолка, старый домик во дворе, обшитый вагонкой, — для внуков, сад. Устраиваемся в беседке. Я знаю, что Аяцков может сказать, как шашкой отрубить, и его слова растащат на цитаты в любой «желтой» газете, но ехать в Столыпино ради этого как-то слишком мелко. Время все расставляет по своим местам, сиюминутные страсти давно улеглись, а Аяцкова до сих пор вспоминают в народе. Плохое забывается, а то, что он один из самых ярких губернаторов Саратовщины, — остается.
Аяцков интересный собеседник, знает много, сделать сенсацию из интервью с ним вообще не проблема. Как вам, например, внутренняя мотивация строительства металлургического завода в Балакове, затеянного Павлом Ипатовым?
— Ты знаешь, зачем строят этот завод? — спрашивает меня Аяцков.
— Ну, с общеэкономических позиций это решение понять можно. В России богатеют и поднимаются те регионы, где есть экспортноориентированное производство. Нефть, газ или, как на Урале, металл. Плавят металл и продают за границу, — отвечаю я.
— Нет, зачем он лично Ипатову?
Я начинаю быстро соображать: к строительству завода ипатовские фирмы московские хозяева не допустили, о чем он горько жаловался недавно, в особое стремление губернатора бескорыстно развивать область я давно не верю.
— У нас ведь кроме электроэнергии ничего необходимого для металлургии нет. Ни руды, ни металлургов.
Аяцков хитро смотрит на меня.
— У Ипатова есть бизнес во Франции — он, подозревается, возит самолетами радиоактивные отходы из Европы для захоронения. Бизнес очень выгодный — платят до 2000 евро за килограмм. Первые самолеты он купил еще в 90-е годы, у него два «Руслана», другие машины. Так вот, отходы бывают разные. Есть отработанное топливо, есть другие отходы, а есть спецодежда, в которой входят в радиоактивную зону. Ее полагается утилизировать. Как говорят ваши коллеги в Балакове, чтобы с ней не возиться, ее будут сжигать в печах этого завода.
— Но ведь это же… — я не нахожу слов.
ДФ пожимает плечами.
Не с этим ли бизнесом связано появление в Саратовской области нового радиационного могильника в Татищеве?
Как бы интересно не было, разменивать интервью на сенсации мне не хочется, к тому же ДФ предупредил, что Ипатов все его заявления собирает в папочку и потом пишет на него доносы в Москву, что он подрывает авторитет президента, назначившего губернатора. Хоть Аяцков и говорит, что ему на это наплевать, подставлять человека тоже не хочется. Поэтому перевожу разговор на другое.
— Когда-то вы выступили с лозунгом «Сделаем Саратов столицей Поволжья!». Понятно, что это был лозунг, но он опирался на реальное прошлое (в начале XX века Саратов был признанной столицей Поволжья) и задавал цель, к которой стоило стремиться. Сейчас из Саратова все разбегаются, бизнес уходит, деятели искусства уезжают, мужики из деревень уезжают. Даже с моего курса истфака, который всего-то был 50 человек, уже человек десять перебрались в Москву. Какая там «столица» — «деревня Гадюкино», как выразился Геннадий Хазанов. Обидно. Однако в стране действительно поднимаются только те регионы, где есть экспортные добыча или производство. У нас же, кроме земли и энергетики, никаких стратегических преимуществ перед соседями нет. При этом энергетика нам не принадлежит, а земля… Как недавно сказали в селе Лавровка Краснокутского района: «Скоро нам опять придется целину поднимать». Даже если вдруг в Саратовской области будет отличный губернатор, прекратятся внутренняя грызня и склоки элит — что нам делать, чтобы выйти из положения отстающих середняков?
— Все равно все придется начинать от земли. Ничего другого мы не придумаем и объективно ничего другого для области нет. Именно земля даст региону средства, чтобы накормить народ, даст возможность людям заработать и поднять экономику. А чтобы саратовская земля заработала, нужны три вещи: хозяин на земле, современная техника, удобрения и мелиорация.
— Поэтому мы принимали первыми в России «Закон о земле»?
— Да. Хозяин у земли в основном есть. В Саратовской области больше половины урожая убирается фермерами (в среднем по Поволжью не более 20%). А хозяин — это и современная техника, и технология. Тут недалеко, в Царевщине (село в Балтайском районе. — Авт.), есть бывшее имение графа Нессельроде. Он до революции разводил там племенной скот, экспериментировал с опытными культурами. Сейчас на его месте хозяйство одного уважаемого человека, у него «Кейсы» — комбайны, о которых столько писали в свое время, до сих пор работают. На них механизаторы до 5000 в день зарабатывают. Там, где при советской власти было 5 агрегатов, у него один, но современный. И производительность современная. И прибыльность. — Аяцков загибает палец. — Теперь мелиорация. В Саратовской области, особенно в Заволжье, без нее сельское хозяйство невозможно. Это очень дорогостоящее дело, нужны огромные федеральные деньги, которых скорее всего не будет. Но на наше счастье у нас есть сотни километров магистральных каналов, построенных Иваном Кузнецовым при советской власти. Они наполнили водой Узени, дали воду в степь — есть на что опираться в мелиорации.
Наконец, удобрения. Без удобрений в России земля не успевает восстановить азот, выпахивается и теряет плодородие. В этом году наша область отрапортовала: внесли небывалое количество удобрений — 27 тысяч тонн. Это на 2,7 миллиона га обработанной земли. По 10 килограммов на гектар. А положено по норме — 100 килограммов. Тут еще работать и работать.
В этом месте я снова встреваю со своими теоретическими рассуждениями:
— Дмитрий Федорович, насколько я понимаю, это при царе Горохе сельское хозяйство было энергетически автономным — пахали на лошадях, топили дровами. А сейчас все оно держится на сжигании углеводородов. И в виде дизтоплива на сельхозработах, и в превращенном виде — энергия сжигаемой нефти содержится в технике, машинах, химудобрениях. Россия строится вокруг «трубы», интересы нефтегазовых компаний у нас на первом месте, но тогда получается, что пока мы не снизим цены на топливо для крестьян, ни о каком подъеме сельского хозяйства говорить не приходится, у нас ведь бензин стоит дороже, чем в США, которые нефть импортируют. А как снизить цены у частных компаний? Может, надо эти компании вернуть в национальную собственность?
— Снижать можно по-разному, — Аяцков не согласен со мной. — При советской власти никто горючее не считал и не берег — оно копейки стоило, и мы жгли по 100 литров на обработку одного гектара, а надо — не более 20. Что делает Владимир Путин? Он берет деньги у нефтегазовых компаний разными способами и через федеральные программы помощи селу возвращает их производителям. Есть множество программ: поддержки семейных ферм, возврата 70% средств, затраченных крестьянином на покупку оборудования, и т.д. Это то же самое, что и прямое снижение цен на горючку, но более эффективно, заставляет крестьянина беречь топливо.
Тут уже я не согласен:
— Эти программы в Саратовской области не работают. Не далее как несколько дней назад в Новоузенском районе фермеры жаловались, что им ничего не вернули, а мы знаем, что «по своим» — среди любимчиков — возврат производился. Что информации у них нет и никакой помощи от государства они не видят.
— А это уже работа областной власти. Или не работа, — парирует экс-губернатор.
— То есть я могу сформулировать еще одно условие, необходимое для подъема области? — спрашиваю я. — Мелиорация — дело нереальное без федеральной помощи. Удобрения — тоже. Федеральные программы поддержки крестьян надо заводить в регион, пробивать деньги в Москве. Дружная лоббистская работа саратовских властей и депутатов — тоже условие подъема.
— Это работа тех, кто у власти. Когда наши земляки были в Госдуме на важных постах, у них были почти неограниченные возможности заводить федеральные деньги в область, а область их не использовала. Им легче было в Пензу или Мордовию средства отправить, чем нам.
— Один из зампредов Ипатова на предложение ехать в Москву кланяться Кудрину и умолять его дать денег под региональные программы ответил: «Это что, я должен ботинки министру финансов лизать?» На что ему ответили: «Да тебя еще никто не пустит в очередь встать желающих ботинки лизать!» От поклона спина не переломится.
ДФ соглашается и в подтверждение рассказывает две истории, как ему приходилось выбивать деньги в Москве. Один раз ему пришлось высидеть 8 часов в приемной заместителя председателя Центробанка России Татьяны Парамоновой, прежде чем удалось заставить ее принять саратовского губернатора и выделить области 500 миллионов рублей. В другой раз он договорился о встрече с министром финансов Владимиром Пансковым, привез в Москву своих замов — а министр его не принял.
— И такое меня зло взяло — я что, тащил всех сюда просто так, чтобы секретарша мне сказала: вас не примут? Открываю дверь, вхожу в кабинет, а он курит у окна. Сгреб я его в охапку: «Я тебя сейчас в окно выкину, если ты нас не выслушаешь!» Министр бледный, пот течет по лицу: «Я же болею, правда, болею!», но деваться некуда — пришлось ему нас принять и решение по Саратовской области — тоже.
Путин говорил мне, что денег у России море, проблема не в деньгах, а в том, чтобы направить их на развитие производства в регионах. А для этого регионы должны шевелиться, доказывать, работать с производителями снизу и с Москвой — сверху.
Я продолжаю гнуть свое:
— Дмитрий Федорович, получается, что в авторитарном государстве, которым является Россия, очень много завязано на власть. Вот и выходит, что прежде всего Саратовской области нужен нормальный губернатор, который будет работать, а не так: в четверг он улетает на питерский экономический форум, который идет два дня в выходные, до конца воскресенья он там, в понедельник — в Чехию, возвращается из Чехии и едет в Пермь. В области его постоянно нет, народу до него не достучаться, на встречах прямо приказывают вопросов не задавать, а в Москве поклониться федералам — у него и его замов шея не гнется. А пока он по миру ездит, в области грызня и криминал голову поднимает. Перечислить вам фамилии саратовских политиков, вышедших из бандитов? Да вы их лучше меня всех знаете.
Аяцков мотнул головой:
— Я этим ребятам в малиновых пиджаках еще в 1994 году сказал: 30% из вас будет сидеть, 30% будет лежать в земле, а остальные станут играть по правилам и станут добропорядочными бизнесменами. Так все и вышло.
— Только когда в области сильный центр развалился, эти «остальные» стали навязывать обществу свои правила.
— Они и раньше этого хотели. Один такой деятель пришел ко мне и говорит: «Хочешь, я принесу голову Аксёненко в авоське?» Я опешил. Как бы ни относился я к Аксёненко, но не убивать же его. Пусть живет. Отказался и выпроводил гостя вон. Тогда он притих, развернулся позже. И покушение на Курихина тоже из прошлого прилетело.
Беседа с первым выборным губернатором Саратовской области затянулась, и в текст интервью вошло далеко не все, о чем рассказал Дмитрий Аяцков. Подводя итог, можно вывести его формулу подъема для региона: сильная власть, командная работа в Москве и опора на землю.
— С энергетикой тоже работать можно, — добавляет ДФ. — Надо ставить вопрос об оплате нашей земли и ресурсов, которые энергетики потребляют, и договариваться. Сильным они идут навстречу.
На этом и завершим.
Дмитрий Чернышевский