Кат Леопольд

110 лет назад в Саратове родился человек, которого называли  главным палачом советской литературы, а ныне уважительно титулуют первым медиамагнатом

Оглянешься — а вокруг враги;
Руки протянешь — и нет друзей;
Но если он скажет: «Солги»,— солги.
Но если он скажет: «Убей», — убей.

Завтра страна празднует не только Пушкинский день, но и совсем свеженький День русского языка, литературные основы которого заложил классик. Наверное, нет никакой необходимости писать миллионную по счету работу об Александре Сергеевиче, тем более что ничего оригинального я сказать о нем не могу. Поэтому сменим литературные полюса: вместо того чтобы говорить о создателях русского языка и литературы, поговорим о разрушителях; вместо абсолютного добра, которым является для отечественной культуры Пушкин, поговорим об абсолютном зле русской литературы. Тем более что оно, это зло, родилось вот здесь. Совсем рядом. У нас в Саратове одиннадцать десятилетий тому назад.

«Ребята, давайте жить розно!»

Злой на язык, парадоксальный и едкий Юрий Олеша с риском не только для творческой карьеры, но, быть может, и самой жизни поименовал этого человека «литературным фельдфебелем», и тот полностью соответствовал этому прозвищу. Но при всем этом личность была уникальная и выдающаяся: в двадцать с хвостиком лет он крутил, как дышлом, всей советской литературой и издательским делом, за что отдельные современные исследователи именуют его первым отечественным медиамагнатом. Его фигура положена в основу образа незабвенного булгаковского Берлиоза, которому отрезало голову на Патриарших прудах. Он, как бы выразились ныне, «наезжал» не только на беззащитных Булгакова, Платонова или Пильняка, но и на «буревестника революции» Горького. Был — до поры до времени — вхож в кабинет к Сталину как к себе домой.

Речь, разумеется, о Леопольде Авербахе.

Вот такое чудо природы появилось на свет в 1903 г. в Саратове в семье состоятельного купца, владельца пароходной компании Леонида Исааковича Авербаха и Софьи Михайловны, урожденной Свердловой. Нет, не однофамилица — мать Авербаха приходилась родной сестрой «мозгу» партии большевиков, первому председателю ВЦИК Якову Свердлову. Это родство определило многое.

На своей малой родине Леопольд долго не задержался: такому бойкому и неуемному молодому человеку было тесновато в провинциальном волжском городе. Поэтому саратовский гимназист-недоучка Липа (как называли его близкие) оставил 5-й класс и подался в революцию. Его ожидала головокружительная карьера по комсомольской линии: в 17 лет он стал секретарем Московского комитета РКСМ и ответственным «Юношеской правды» — первой советской молодежной газеты. Будучи 21 года от роду, издал книгу «Вопросы юношеского движения и Ленин» (дрянную брошюрку, чей схематизм и скверный язык пытались окупить убойный пафос и предисловие, написанное лично товарищем Троцким!) Ну а в послужной редакторский список Леопольда Леонидовича к каким-то 23 годам попали журнал «Молодая гвардия» и газета «Уральский рабочий» — прежде чем он стал у руля главного издания своей жизни, журнала «На литературном посту».

Это был резонансный проект. Главный печатный орган Российской ассоциации пролетарских писателей. Орган-убийца. Его руководитель выглядел грозно: с наголо выбритым черепом, совсем молодой, но уже грузнеющий, в «бериевском» пенсне, — этот Леопольд никогда не призывал жить дружно.

Литературное РАППство

Измененный по сравнению с оригиналом тезис «Кухарка должна уметь управлять государством» лучше всех применил на литературной стезе как раз Леопольд Авербах. Всемогущий глава РАПП и редактор грозного журнала «На литературном посту» утверждал, что писателем может стать любой, то есть любой пролетарий. (Думается, такая позиция нашла бы активное понимание в наше время, когда любой может выложить свои произведения на самиздат и тому подобные сайты, стать блогером и т.д.) Леопольд Леонидович обильно иллюстрировал свою концепцию многочисленными произведениями, авторы которых имели слабое понятие не только о литературной технике, но даже и банальной орфографии.

Впрочем, Авербах не мог выявить текстовых ошибок: сам он, недоучка-гимназист, был настолько безграмотен, что его статьи долго утюжил многочисленный штат корректоров и редакторов, чтобы привести их хотя бы в относительное соответствие нормам русского языка. Поэтому за глаза его звали Ляпа.

В генетике существует понятие: «отрицательная селекция». Оно означает примерно следующее: исследователь отбирает не сильнейшие, а слабейшие особи растений либо животных и скрещивает их,  из получившегося потомства опять отбирает слабейших и скрещивает — и так до тех пор, пока вид перестает воспроизводить потомство. Что-то наподобие РАПП и его глава в 20-е и начале 30-х годов делали с отечественной литературой. А вот теперь перечислим имена тех, чьему творчеству противопоставлялись безграмотные литературные поделки «истинных пролетариев». На полном серьезе обсуждалось, пролетарский ли писатель Максим Горький (в одной из своих славных статей Леопольд Авербах назвал его «перерожденцем»). Был затравлен Маяковский, который долгое время противопоставлял Леопольду Авербаху и РАППу свой «ЛеФ», а потом плюнул и подал было заявление в организацию, возглавляемую Л.Л., но позже предпочел застрелиться. Откровенно травили Алексея Толстого и Эренбурга. Впрочем, довольно. Список можно продолжать до бесконечности, и это будет, поверьте, созвездие имен.

У каждого писателя есть свой упорный гонитель: у Гомера — Зоил, у Пушкина — Фаддей Булгарин, а вот Леопольд Авербах не разменивал себя на то, чтобы преследовать какого-то конкретного литератора. Он предпочел сделать кровопускание всей отечественной литературе разом. Он решил стать ее врачом, нет-нет, коновалом, а если потребуется — палачом, катом, как говорили на Руси.

Ему удалось. РАПП подмял под себя все крупнейшие издательства страны и взял под контроль весь многообразный литературный процесс Советской России. Сами писатели вполголоса называли это «раППством», а статьи-«отчеты» рапповских критиков, охотно читаемые в Главном политуправлении, — «раППортичками». Кого-то из числа неугодных пригвоздили к позорному столбу, кто-то и вовсе пошел под нож. Наиболее известными инициативами Авербаха у руля журнала «На литературном посту» стали призывы к «одемьяниванию поэзии» и «ударников — в литературу». С последним все понятно: в литературный процесс тащили откровенно малограмотных людей, которые тужились и выдавали околочастушечный вздор типа «За родную сторону//молодую спину гну». (Это примерно то же самое, как если бы от Пушкина потребовали поработать бурлаком.) Миллионы экземпляров книг и журналов, наполненных подобной ахинеей, претендовали на — как выразились бы в XXI веке — «мэйнстримовскую», большую литературу. Что касается «одемьянивания», то Авербах и присные объявили величайшим поэтом эпохи автора фразы «Моя мать была б…» и «Под ломами рабочих превращается в сор / Безобразнейший храм, нестерпимый позор» (Демьян БЕДНЫЙ — о сносе храма Христа Спасителя, 1931).

Леопольд Авербах, человек харизматичный и дотошный, превосходный организатор и чудовищный демагог, добился своего: те, кто умел писать, если не перековывались, то стрелялись, вешались или бежали; регулярно создавались и реформировались многочисленные писательские организации, в стране был налажен выпуск гор макулатуры в духе соцреализма (так, в 1924-1933 гг. в СССР было издано 417 млн (!) экземпляров художественных произведений, но едва ли четверть из них можно было переиздать). Литературная жизнь била пролетарским гаечным ключом.

И вдруг грянул гром.

Грозой для РАППА и Л.Л. лично запахло давно, с начала 30-х. Знаковых моментов было несколько. Во-первых, по личному распоряжению Сталина на сцену вернули «Дни Турбиных» Булгакова, которого Авербах дико ненавидел. Во-вторых, вождь обидел ближайшего соратника Авербаха — Владимира КИРШОНА («Я спросил у ясеня»). На вопрос о том, какое впечатление на него произвела известная тогда пьеса «Хлеб», он ответил так: «Нэ помню. Вот «Разбойников» ШИЛЛЕРА в 15 лет смотрел — хорошо помню, а вашу пьесу — нет».

В апреле 1932 г. литературное «раППство» было отменено: вышло постановление ЦК ВКП (б) «О перестройке литературно-художественных организаций». Слетели и Авербах, и Киршон. Это вызвало бурю восторга и массовое идолопоклонство: Иосифа Виссарионовича неистово благодарили за избавление от Леопольда Леонидовича.

Под уклон и под откос

Такой человек, как Авербах, не мог потонуть вдруг и сразу — даже несмотря на то, что его, по выражению тех лет, «бросили на низовку». Он еще барахтался. Он еще барахтался в мутных информационных потоках, омывающих строительство Беломорканала: его взял туда Горький и сделал соредактором печально прославившегося сборника статей о строительстве этого знаменитого объекта. Он каялся на съезде вновь образованного Союза писателей СССР в 1934 г., но все равно вылетел из Москвы (не получив должности секретаря ССП) и был отправлен на Уралмашзавод, где принялся разоблачать вредителей и клеймить их позором в нескладных, громогласных, пафосных статейках. Трудился в поте лица в заводской многотиражке с названием, похожим на тост: «За тяжелое машиностроение».

Конечно, он не чувствовал себя как дома — даже притом, что был отправлен в ссылку в город, с 1924 г. носивший имя его великого и кровавого дяди Якова Михайловича — Свердловск. Его не трогали до тех пор, пока с грохотом не полетел в тартарары еще один  родственничек, муж его родной сестры Иды Авербах Генрих Ягода. Вот тут дошло дело до Леопольда. Его гладко выбритая, блестящая, как бильярдный шар, голова наконец покатилась…

Авербах был расстрелян 14 августа 1937 г. Ушел, чтобы вернуться в 1989 г.: бывший глава РАППа был реабилитирован посмертно как невинная жертва системы. А зря. Ведь, как писала его славная сестрица, уже упоминавшаяся не только в этой статье, но и в других материала рубрики «МК» «История с географией»: «Переделка враждебного и неустойчивого сознания наилучшим образом происходит при концентрации работ на гигантских объектах, поражающих воображение своей грандиозностью». Неплохое владение русским языком, правда?

Антон Краснов