Война и мир по-японски: нарезание суши
Августы 1905-го и 1945 гг. стали самой жаркой порой в наших отношениях со Страной восходящего солнца. Оно и понятно: в 1905-м была проиграна русско-японская, и только дипломатические усилия графа Сергея ВИТТЕ помогли России заключить довольно почётный, особенно если исходить из итогов войны, Портсмутский мир; в 1945-м было сами знаете что. Ровно семьдесят лет тому назад, 8 августа 1945-го, Советский Союз вступил в войну с Японией и одержал блестящую победу — кампания на Дальнем Востоке была, наверное, одной из самых впечатляющих побед русского оружия в ходе Второй мировой, а Маньчжурская операция советских войск по своей стремительности может сравниться разве что с Висло-Одерской наступательной.
Не сказать, что это была лёгкая победа, но как не похож был этот победный марш-бросок по дальневосточной земле на первые дни войны, когда наши безнадёжно вгрызались в землю под Брестом, под Смоленском, под Москвой и Вязьмой; как не похожа была японская война 1945-го на ад Сталинграда, на раскалённое зарево Курской дуги, когда пылали сердца и «тигры», когда плавилась, как воск, неприступная танковая броня. Эта японская кампания в значительной степени сформировала наше нынешнее отношение к соседям-самураям: слегка ироничное, больше доброжелательное, с лёгким оттенком снисходительности — и это с учётом японского технологического чуда, когда американские деньги и производственные секреты сделали из раздавленной ядерным ударом страны вотчину хайтека.
Однако было в истории и такое, когда наши предки думали о японцах неприязненно, а то и с ненавистью, и неполиткорректно цедили сквозь зубы: «Черти косорылые…» Вспомним историю отношений русских с японцами. Есть что вспомнить. Да и повод достойный.
«Летали бомбить Японию»
Но прежде небольшая преамбула.
Весной текущего года автор этих строк сидел на набережной и в телефонном разговоре обсуждал с товарищем — таким же заядлым любителем отечественной истории — возможные варианты развития послевоенных событий. В частности, обсудили разработанную по указанию ЧЕРЧИЛЛЯ операцию «Немыслимое», предполагавшую, среди прочих прелестей демократии, массированные ядерные бомбардировки советских городов в сентябре 1945-го. В этом списке на 10-м месте в порядке приоритета фигурирует Саратов (понятно, что после Москвы, Баку, Горького, Новосибирска и т. д.) Волжская Хиросима не состоялась: американцы сочли, что Советский Союз слишком силён. Однако сама перспектива оказаться в шкуре жителей Хиросимы и Нагасаки 6 и 9 августа 1945-го соответственно, разумеется, вызывала массу противоречивых эмоций.
На соседней лавочке сидел совсем древний старик. Конечно, он слышал, о чём я говорил, а говорил я громко. Вдруг он встал, напрягся и, одолев разделявшее нас расстояние, вынул листок и ручку и написал: «Меня зовут Александр Семёнович. Мне 97 лет. В войну пять лет на самолёте-бомбардировщике. Летали бомбить Японию». В глазах у него встали слёзы. Наверное, это нам 70 лет спустя легко рассуждать о «лёгкой победе» над Японией…
Я хотел расспросить его подробнее, но он не мог говорить по состоянию здоровья. С тех пор я Александра Семёновича и не видел, хотя часто появлялся на той аллее набережной и мог его встретить, ведь известно, что пожилые люди привычек не меняют и гуляют в одних и тех же местах. Это был один из пяти тысяч саратовцев, принявших участие в японской кампании 1945-го.
От Фукурумы до Цусимы
О самом существовании Японии русские узнали только в начале XVIII в., в правление Петра I. Знаменитый русский землепроходец Владимир АТЛАСОВ привёз в Москву японца Дэмбея ТАТЭКАВА, жертву кораблекрушения, подобранного у берегов Камчатки. Экзотический гость получил аудиенцию на самом высоком уровне, а в 1705-м самодержец приказал открыть в Петербурге школу японского языка. Любил Пётр Алексеевич разные диковины…
Отношения наших стран развивались ни шатко ни валко до конца XIX в. (из знаковых последствий этих контактов можно вспомнить разве что знаменитую «матрёшку», чьим прообразом, как считается, стало выточенное из дерева японское божество Фукурума, в которого по ранжиру пряталась вся его семья. — Авт.) Основное историческое действо началось с последних лет уходящего XIX столетия, когда Россия в тёплой компании с Францией и Германией предприняла так называемую Тройственную интервенцию, а потом забрала себе полуостров Квантун и незамерзающие порты Дальний и Порт-Артур. На тот момент военным министерством управляли не самые дальновидные люди, а новый монарх, Николай II, был молод и самонадеян. Шапкозакидательские настроения были налицо: «Ээ, где мы и где Япония? Куда им супротив нас?»
Чем дело кончилось, известно: грянула война, генерал СТЕССЕЛЬ позорно сдал Порт-Артур японцам, генерал КУРОПАТКИН позорно провалил Мукденское сражение, адмирал РОЖЕСТВЕНСКИЙ позорно проиграл Цусиму. С агрессивнейшими намерениями, с желанием выторговать себе по итогам противостояния жирнейший кусок суши — Сахалин, Камчатку и Приморье — и контрибуцию в 3 млрд руб. японцы выкатились на переговоры, прошедшие в Портсмуте (США) в июле-августе 1905-го. Русскую делегацию, как известно, возглавил Сергей Юльевич ВИТТЕ, человек умнейший, изворотливый, умело работавший на американское общественное мнение (как известно, С. Ю. сумел обаять звёздно-полосатые СМИ, жал руки простым американским работягам, умилительно целовал детей и т. д.) Этот человек никак не мог быть представителем «дикой, варварской России», и ставка и амплуа Витте сыграли: мир был заключён почётный, отыграны все японские территориальные притязания, за исключением Южного Сахалина (за что Витте до скончания века именовали графом Полусахалинским).
Самонадеянность. Песня. Расплата
Новый интенсивный виток русско-японского нелицеприятного взаимодействия пришёлся, как известно, на конец 30-х годов XX в. Япония хозяйничала в раздробленном, слабом, замученном Китае и претендовала на господство в Тихоокеанском регионе; но одновременно усиливался и Советский Союз, и два локальных конфликта — на озере Хасан (1938) и на реке Халхин-Гол (1939) совершенно вытекали из логики событий. Настроения, которые на тот момент царили в советском обществе, хорошо переданы в фильме Ивана ПЫРЬЕВА «Трактористы» (1939) с участием нашего земляка-саратовца, будущего народного артиста СССР Бориса АНДРЕЕВА. Этот пропагандистский шедевр красиво, легко, карнавально воспевает непобедимость Красной армии, война предстаёт чем-то вроде демонстрации достижений советского военного искусства (как ВДНХ — сельского хозяйства), а вера в беспредельное могущество руководства страны и лично её вождя зашкаливает: «Когда нас в бой пошлёт товарищ СТАЛИН// И первый маршал в бой нас поведёт!..» и, конечно: «А если вдруг полезет враг матёрый,//Он будет бит повсюду и везде…»
Матёрый полезет совсем скоро. Нет, конечно, не японцы: те убедились в силе РККА и предпочли 13 апреля 1941 г. заключить с СССР пакт о нейтралитете. Известно кто. И как дорого страна заплатила за самоуспокоение, за слепую экстатическую веру в «лучшесть» своего строя, своей армии, своего руководства и командования. Прежде чем «враг матёрый» был «бит повсюду и везде», потребовались миллионные жертвы, воспитание и закалка армии большой кровью, потребовалось вот это — «Я убит подо Ржевом// В безымянном болоте…» Но страшная цена была заплачена не напрасно, колоссальный опыт ведения боевых действий на высшем накале, на пределе, над пропастью, был впитан не зря: к новому столкновению с Японией — в августе 1945-го — наши соединения подошли, как никогда, боеготовыми.
И вот теперь — непосредственно о Маньчжурской операции и действиях советской армии в японской кампании 1945-го в целом.
На Ялтинской конференции Иосиф Виссарионович дал обязательство начать войну против Японии в течение двух-трёх месяцев после окончания войны с Германией. Как известно, своё слово советский лидер сдержал. Союзники, припрятавшие камень за пазухой в виде плана операции «Немыслимое», предпочли, чтобы разгром сухопутных сил Японии взяла на себя РККА (американская и британская армии, для которых не были характерны ни стойкость, ни — при необходимости — самопожертвование, на суше драться никогда не любили, предпочитая воду и воздух). Союзники боялись, что атакуй они Японский архипелаг, это будет им стоить громадных жертв, а не 400 тыс. по итогам всей войны, как у США. Именно поэтому союзники предложили Советскому Союзу «завалить трупами» очередного противника.
Что было дальше — известно во всех подробностях: советские солдаты прошли по Манчьжурии стремительно, как короткий, но сметающий всё на своём пути шторм (вполне в поэтике «Трактористов»; недаром в западной историографии японская кампания СССР именуется «Августовская буря»). Советские войска прошли через пески пустыни Гоби и хребты Хингана, взяли крупнейшие города Маньчжурии — Синьцзин и Муданьцзян, а 17 августа захватили в плен правителя японского протектората, марионеточного государства Маньчжоу-Го ПУ И. Потом были Хоккайдо и Курилы…
Миллионная Квантунская армия японцев была разгромлена, безвозвратные потери советских же войск составили 12 тыс. человек. Наша страна вернула себе территории, которые были утрачены по итогам русско-японской 1904-1905: к ним принадлежит Южный Сахалин, Курильские острова (по которым до сих пор идёт жаркий спор) и Квантун с Порт-Артуром и Дальним, позже переданный Сталиным Китаю. Собственно, китайцам было передано и всё вооружение, которое отобрали у японцев, и множество других крупных активов — конечно, справедливо. Наверное, наши чувствовали в китайцах родственную душу: те, наряду с советским народом, наиболее сильно пострадали во Второй мировой войне, были и Нанкинская резня 1937-го, и японский изуверский «отряд 731» — особое соединение, занимавшееся опытами на живых людях, да такими, что «ангел смерти» из Освенцима доктор МЕНГЕЛЕ кажется добрым Айболитом…
Всё справедливо. Но не Харбин.
Харбин: город русской славы и боли
Русские построили этот город, русские дали ему жизнь, а потом и процветание благодаря строительству Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), ещё одного детища Сергея Витте. После Октябрьской революции сюда эмигрировало много тех, кто не сумел принять новую власть. К началу 30-х русское население Харбина составляло около 200 тыс. человек. Конечно, не следует перегибать палку в духе «Огонька» конца 80-х годов XX в., видя во всех них «жертв кровавой гэбни»: именно в Харбине действовало ядро Русской фашистской партии (РФП) во главе с Константином РОДЗАЕВСКИМ, который открыто сотрудничал с японскими оккупантами; именно в Харбине засели остатки сторонников атамана Григория СЕМЁНОВА, которого тоже сложно отнести к травоядным.
А во всём остальном…
Советских солдат встречали как освободителей, и это правильно. Но: «Когда я 20 августа 1945 года попал в Харбин, у меня было впечатление, что я внезапно оказался в прошлом. По улицам раскатывали бородатые извозчики в поддёвках, пробегали стайки смешливых гимназисток, господа приподнимали котелки, здороваясь друг с другом, а попы в чёрных рясах степенно крестились на купола церквей», — напишет советский комендант Харбина генерал-майор СКВОРЦОВ. Этот слепок старинной русской жизни был быстро аннигилирован, уничтожен, забылся, распался розно. Существует предание — полуправда, полуложь, что по поводу победы над Японией новые власти Харбина устроили приём, куда пришли лучшие люди города, инженеры, профессора, деятели культуры. Не вернулся никто: говорят, сотрудники СМЕРШа всех засунули в теплушки и отправили куда следует. Не знаю… Другое дело, что исконно русский Харбин начал умирать с началом японской оккупации, с 1937-го. Сейчас там не осталось ничего русского. Только православные храмы и огромный «Сыдалинь Гуньюань» — парк имени Сталина.
P.S. В Саратове было много «детей Харбина», уроженцев этого некогда русского, а теперь истинно китайского города. В числе наиболее известных харбинцев, осевших в нашем городе, — бывший настоятель храма «Утоли моя печали» отец Лазарь НОВОКРЕЩЕНЫХ. Он крестил одного юного гражданина России, носящего ту же фамилию, что и автор этих строк.
Антон КРАСНОВ.
