В августе 1941 года 6-я и 12-я армии Юго-Западного фронта оказались в ловушке под украинским городом Умань. Десятки тысяч красноармейцев были помещены в пересылочный концлагерь Stalag-349, получивший неофициальное название Уманская яма. Многие погибли в лазарете № 3 в 1942-м, ровно 75 лет назад. Среди них были наши земляки. Не меньше 40 человек. По большей части они так и не вошли в Книгу памяти. Рядом с другими фамилиями стоит беспомощная формулировка «пропал без вести»… Давайте попробуем вернуть семьям их близких.
Об Уманской яме мне стало известно от 77-летнего Юрия Павловича ПЕТРОВА. А ему — из публикации нашего коллеги в Марий Эл Александра ИЛИСАВСКОГО, в которой журналист рассказывает о книге на украинском языке «Забвению не подлежат». Она содержит список 3300 красноармейцев, умерших в лазарете № 3. Сколько же наших бойцов погибли в этом концлагере, не знает никто. Учёта не велось. Немцы полагали, что в плен попали более 100 тыс. человек, наше командование — в два раза меньше.
Своего папу, старшину Павла Дмитриевича ПЕТРОВА 1912 года рождения, уроженца села Репное Балашовского района, Юрий Павлович разыскивает всю жизнь. Извещение о том, что он пропал без вести, было вручено семье в 1944-м. Хотя, согласно выписке из военного архива, это произошло в июле 1941-го.
В советское время узнать больше было сложно: Министерство обороны засекретило списки военнопленных. Гриф секретности начали снимать только в 2000-х.
— Я думаю, мой отец умер в Уманской яме, — предположил Юрий Павлович, основываясь на десятках лет поиска.
Если это так, то трудно вообразить более страшную и мучительную смерть. Появлению концлагеря предшествовала провальная операция наших войск.
15-16 июля 1941 г. танковая группа КЛЕЙСТА заняла Бердичев и Казатин. С юга Умань обходила 17-я армия вермахта под командованием ШТЮЛЬПНАГЕЛЯ. В то же время от границы с Румынией на Умань шла 11-я армия под командованием фон ШОБЕРТА. Ставка ошибочно полагала, что немцы планируют выйти к Днепру между Черкассами и Киевом, чтобы продолжить наступление на Донбасс. За просчёты пришлось платить простым солдатам. Шанс избежать окружения ещё оставался. Но войскам Юго-Западного и Южного фронтов был отдан приказ отступить на восток, чтобы помешать немцам выйти к Днепру. Получилось, что своими руками закрыли последнюю дверь. Танковая группа Клейста соединилась с 17-й армией. Это было первое кольцо окружения. Буквально на следующий день, 3 августа, 16-я танковая дивизия и Венгерский корпус замкнули второе кольцо. Помочь нашим было некому… 8 августа сопротивление прекратилось. Историки полагают, что в окружение попали двадцать дивизий 6-й и 12-й армий Южного фронта.
Пленных красноармейцев поместили в глиняный карьер шириной в 300 метров и длиной около километра, стены которого достигали 10 метров. В этом лагере могли помещаться 6-7 тыс. человек. На деле же оказалось более 70000. В первые дни люди не получали ни еды, ни воды. Пили грязную воду от дождей и ели глину. Из протокола допроса охранника лагеря, 27 декабря 1945 года: «Ежедневно в лагере умирали 60-70 человек. До того как начались эпидемии, речь шла лишь об убитых людях. Как во время раздачи пищи, так и в рабочее время, и вообще людей убивали на протяжении всего дня». Бунт подавлялся, как указано в книге Кристиана ШТРАЙТА «Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945 гг.», насильственными смертями: «1-я танковая группа и дивизии направляли теперь без предварительного уведомления большую массу пленных в Умань на 16-й пункт сбора, где к 10 августа 1941 г. скопились 50000, а к 12 августа — 60000-70000 пленных. И хотя продовольствие на пункте имелось, пищу готовить не могли из-за отсутствия полевых кухонь; воды также не было. 13 августа пленные впервые получили питание, после того как был подавлен бунт путём расстрела зачинщиков».
Боец 21-го кавполка НКВД КОЛЕСНИКОВ на всю жизнь запомнил, как их загнали в глубокую яму, из которой кирпичный завод брал глину.
Никакого навеса в концлагере не было. Когда шёл холодный дождь, пленные вырывали в стенах ямки в попытках хоть немного согреться. Глина обваливалась. Многие так и не успевали выбраться из своего укрытия.
Умерших хоронили во рвах, пересыпая известью. За два года существования концлагеря в нём погибли уроженцы г. Саратова, Балаковского, Балашовского, Вольского, Духовницкого, Екатериновского, Новоузенского и других районов нашей области.
Неслучайно об Уманской яме вспоминали на знаменитом Нюрнбергском процессе. В августе 1941-го в Умань приезжал Гитлер, не забыв пригласить с собой Муссолини. Некоторые историки полагают, что после победного парада они посетили концлагерь. Трудно представить, что вид замученных, умирающих людей может вызвать чувство радости и торжества.
Спасибо врачу Григорию УГЛОВОМУ, которому удалось добиться разрешения немецкого командования помещать в братские могилы бутылки с вложенными в них листами с информацией об именах, дате рождения, войсковом звании, а то и адресах погибших. Правда, о списке мы узнали всего несколько лет назад. Когда могилы были вскрыты и бутылки найдены, наше руководство тут же засекретило сведения. Поэтому-то в Книге памяти в редком случае встретишь эти имена. И то без точного указания места гибели.
На начало Великой Отечественной семья Петровых проживала в Котовске Одесской области. Но оставаться дольше там было нельзя. Евдокия Ивановна с полуторагодовалым сыном на руках два месяца добиралась до Репного. В дороге насмотрелась на всякое: поезд, на котором они ехали в Днепропетровск, разбомбили. Неделю шли пешком. Вокзал был окружён забором с пиками. Масса народа и регулярные бомбёжки. Перепуганные люди в панике, желая скрыться от пулемётной очереди, пытались перелезть через забор, но оставались на пиках.
Уже после окончания войны в дом к Петровым пришёл неизвестный человек и рассказал, что ему довелось сидеть с Павлом. Тот много болел и курил. Спустя пару дней Евдокия Ивановна отправилась к незнакомцу, чтобы узнать больше о судьбе мужа, однако тот повёл себя странно. От всего открестился: с Петровым никогда не разговаривал, да и вообще в глаза не видел, знать ничего не знает. После немецкого концлагеря этому человеку довелось сидеть в нашем. Видимо, решил, что откровенность чревата определёнными последствиями.
Не обошлось без мистики. Двадцать лет назад Юрию Павловичу дважды за ночь приснился один и тот же сон: отец просил его «что-нибудь сделать», чтобы сохранить память о нём. На репнинском кладбище сын поставил памятник над пустой могилой. И продолжил поиски с новыми силами.
Нам удалось ознакомиться с книгой Юрия ТОРГАЛО «Забвению не подлежат». Среди 3300 погибших в Уманской яме Павла Петрова не оказалось. Но это ещё ни о чём не говорит: список, мягко сказать, неполный. Однако так сложилось, что именно в это время из Государственного архива новейшей истории Саратовской области был получен ответ. Помимо содержания удивляет, насколько добросовестно он подготовлен.
— Ты бы видела, как я запрос написал! — отозвался Юрий Павлович.
На трёх листах. Начав с того, каково за всю жизнь ни разу не произнести слово «папа».
А всё потому, что Павел Дмитриевич Петров, служивший в 16-м танковом подразделении, был взят в плен 8 июля 1941 г. в районе населённого пункта Андреевка. 4 октября того же года он был направлен в рабочую команду 46, Аушвиц, занимавшуюся строительством и расширением филиала Освенцима вблизи Бжезинки, ставшего лагерем массового уничтожения Освенцим II. К августу 1942 г. из 10 тыс. человек, направленных в рабочую команду № 46, в живых остались только 36. Выжившие и новые партии были переведены в Освенцим II. Отец Юрия Павловича в это число не вошёл. На одном из сайтов, специализирующемся на розыске пропавших в годы войны, поисковики разместили карточку военнопленного Петрова на немецком языке. После перевода стало ясно, что Павел Дмитриевич погиб в плену 23.11.1941 г. Смерть наступила в результате сердечной недостаточности.
Сколько всего миллионов красноармейцев за годы войны погибли в концлагерях — тайна, покрытая мраком. Но ведь неслучайно мы заговорили об Уманской яме?..
Существует огромное количество способов поиска, о чём подробно написано в интернете. Есть даже специальные инструкции. Однако их внимательное изучение не гарантирует успеха.
Начинать можно с военных архивов. Жителям нашего региона очень помогает Государственный архив новейшей истории Саратовской области, о котором было сказано выше. Он располагает данными по нашим землякам, оказавшимся в плену. Сведений о балашовце П. А. ТАРАРОХИНЕ и
В. Т. ПАРФЁНОВЕ из Балаковского района, погибших в Уманской яме в 1942 г., в нём не оказалось. Причина понятна: в Stalag-349 педантичные немцы учёт пленных не вели. Стало быть, в руки НКВД эта информация попасть не могла.
Самым авторитетным считается Центральный архив Министерства обороны в
г. Подольске. Однако фонды ЦАМО по воинским частям сохранились не полностью. В этот архив лучше обращаться лично, если не хочешь получить ссылки на сайты.
В наши дни действительно много информации размещено в электронных архивах, но нужно знать, где и как искать. На сайте ОБД «Мемориал» хранится информация о погибших и пропавших без вести в годы Великой Отечественной войны. В электронном банке «Подвиг народа» — о награждённых и награждениях 1941-1945 гг., «Память народа» — о судьбах красноармейцев.
Ещё следует обратиться в военкомат и поднять книги призыва. Рядом с фамилией призывника указываются его адрес, близкие родственники. Но не все военкоматы могут «похвастаться», что сохранились книги призыва довоенного периода. Вот куда-то делись, сгорели… На сайте www.soldat.ru одним из пользователей было высказано предположение, что эта случайность не случайна.
В 1941-м учёт бойцов вёлся. Причём скрупулёзный: иначе откуда взять точные сведения о потенциальном количестве солдат для будущей войны? Едва ли Георгий ЖУКОВ, занимавший в то время пост начальника Генштаба, мог о ком-нибудь «забыть». Логично предположить, что были учтены даже «ограниченно годные» к военной службе, а также забронированные в партхозактиве или на производстве.
В карточке военнообязанного указывались и военно-учётная специальность, и род войск…
Может, карты новобранцев уничтожались в военкоматах в 60-е гг. в связи с истечением срока хранения. Или чтобы мы никогда не узнали, сколько человек на самом деле погибли на войне.
В редакцию обратилась жительница Саратова Татьяна ПЕТРОВА с просьбой помочь в поисках дяди. В годы Великой Отечественной её отец Николай служил танкистом, а мама Валентина — поваром. Обоим посчастливилось вернуться домой. В отличие от брата Валентины Михаила ЧЕРНИКОВА. Долгие годы Татьяна Николаевна пытается узнать, где и когда закончился его боевой путь.
Михаил Георгиевич родился в Энгельсе в 1919 г. Он был призван Энгельсским горвоенкоматом 29 октября 1939 г. и направлен в Астрахань. Письменная связь с ним прекратилась за день до начала войны — 21 июня 1941-го. Воинский адрес последнего письма — г. Ереван, лагерь Магуб, стрелковый полк. Анкета и фотография — это всё, чем располагают его близкие.
В Книге памяти Саратовской области указано, что Михаил Черников пропал без вести в октябре 1941-го.
Что же могло случиться с ефрейтором? На войне, как мы полагаем, всё что угодно. Версию с пленом с изрядной долей вероятности можно исключить. Раз в 1941-м он служил в Ереване, то вряд ли мог оказаться в концлагере под Уманью. В Государственном же архиве новейшей истории Саратовской области, куда был сделан запрос, по фильтрационным материалам на воинов-саратовцев, попавших в немецкий плен и окружение, он не проходит.
В этом случае можно отследить боевой путь красноармейцев, призванных в то же время тем же военкоматом. В Центральном архиве Министерства обороны есть информация о Николае Степановиче ОКУНЕВЕ 1919 года рождения, тоже призванном Энгельсским ГВК в октябре 1939 г. Красноармеец пропал без вести в январе 1942 г. Он служил в 31-й стрелковой дивизии, которая была сформирована в Армянской ССР к 1 июля 1941 г.
Всё это даёт основания предположить, что Черников также мог служить в 31-й стрелковой дивизии, которая 22.06.1941 г. дислоцировалась в Ереване. Этот же город указан в его последнем письме. Части дивизии находились на иранской и турецкой границе.
7 октября 1941 г. дивизия была направлена под Москву. Однако в пути её перенаправили в Ростов-на-Дону. Как только красноармейцы прибыли на место, а это было 14 октября, они вступили в оборонительные бои в районе Таганрога.
17 октября противнику удалось прорвать оборону на рубеже дивизии. 20 октября дивизия отошла за Дон.
Впоследствии участвовала в освобождении Ростова-на-Дону. До весны 1942 г. занимала позиции на реке Миус. Как раз в то время началось отступление с боями через Батайск в район Кавказа.
С большой долей вероятности Михаила Черникова следует искать среди первых потерь этой дивизии.
Если знаешь воинскую часть, более точные сведения может дать определение сроков, когда боец был снят с довольствия. Сопоставление этой даты с местами проведения боёв, в которых участвовала дивизия, позволит определить район, где погиб красноармеец.
Трудно сказать, по какой причине от Михаила Черникова не было писем с июня. Боевой путь 31-й стрелковой дивизии начался в октябре 1941 г. В это же время и пропал дядя Татьяны Петровой. Возможно, он погиб в районе Таганрога.
Нет времени/знаний/опыта, чтобы найти погибшего родственника, — ничего страшного: мир не без добрых людей. Разместив фотографию пропавшего без вести красноармейца на одном популярном сайте, вскоре получила толковый комментарий относительно войсковой части, в которой боец мог служить. Там же посоветовали обратиться к одному парню, который помогает «на коммерческой основе».
Примечательно, что наш коллега из Марий Эл Александр Илисавский подобное явление политкорректно называет «военной коммерцией». В понятии «поиск за деньги» он умудряется выделять два направления, делящиеся на подвиды. Первое — выезд на места боёв, чтобы разыскать, а потом перезахоронить погибших в годы Великой Отечественной. При этом нередко с трупа снимают ордена и медали для их дальнейшей продажи. Если попадаются каски и оружие (неважно, наши или немецкие) — тем лучше. Их тоже можно «пристроить» за определённую сумму. Военные артефакты весьма востребованы у коллекционеров.
Ещё можно выиграть грант на военно-патриотическую деятельность.
Второе направление подразумевает установление судьбы солдата «за долю малую».
Доля, как выяснилось, не такая уж и малая.
«Светиться» такие люди не любят. Во всяком случае, в свободном доступе в интернете вы не найдёте объявления в духе: найду вашего деда всего за столько-то рублей. То ли дело медали и ордена. Особенно часто мне на глаза попадалась ссылка на один ресурс, на котором некий пользователь пытался продать памятный знак «Фронтовик». Кто-то в игривом тоне отвечал, что в солнечную погоду рублей за 100 продашь, а вообще больше полтинника за него не выручишь. Третий более миролюбиво пояснил, что рынок перенасыщен этим памятным знаком, значит, много за него не выручишь.
Фиксированных цен нет. Орден Красной Звезды оценивают от 3 до 100 тыс. руб., орден Отечественной войны I степени — от 20 до 40 тыс. руб. Никаких сантиментов. Продавцы подходят к делу практично, учитывают состояние и наличие документов на награды. При желании купить и продать можно абсолютно всё. Даже память.
Парня, специализирующегося на поиске, зовут Андрей. Списалась с ним по электронной почте, выдав себя за потенциального заказчика. Оказывается, поиск красноармейца без данных по войсковой части стоит 30 тыс. руб. С войсковой частью — 10 тыс. руб., по срокам занимает около месяца. При этом положительный результат не гарантирован.
Найти родственников балашовца Тарарохина, погибшего в Уманской яме, обойдётся в 40 тыс. руб. Это называется «гражданский поиск». Всё по-взрослому: предоплата, поэтапная оплата по первым результатам, по завершении работ…
Кажется, сложность поставленных задач Андрея не смущает. Возьмётся за любой заказ. Только плати.
— Скажите, а вы можете установить точное место смерти красноармейца Черникова? Во время боёв была та ещё неразбериха…
— Теоретически возможно всё, но я не могу гарантировать вам положительный результат без предварительного изучения содержания фонда части в ЦАМО, — по-деловому рассуждает Андрей. — Случай с Черниковым непростой, работать придётся много, если проверять несколько версий по местам его службы. Сначала можно проверить одну версию, но не уверен, что вас это устроит. Людям трудно отдавать свои средства за маловероятный результат. Я использую несколько разновидностей поиска по документам на личный состав. Финансовые ведомости на получение довольствия, те самые «пайки», которые выдавались солдатам, — это лишь один из источников информации по учёту личного состава, но далеко не самый точный. Эти нюансы я беру на себя. Если проверять документы по одной части, то постараюсь уложиться в 7000, но сразу говорю, что результат может быть любым.
В ходе нашей переписки узнала, что эксперт по поиску раньше работал в банке. Теперь у него есть страничка в интернете, в которой обозначено, что его проект не столько бизнес, сколько общественная работа и призвание. При этом Андрей признался, что у него нет возможности заниматься благотворительностью и работать в ущерб себе.
Среди клиентов преимущественно жители столиц и крупных городов, помешавшиеся на своих родословных. А так, по его наблюдениям, народ у нас ленивый и безынициативный, зачастую «всё заканчивается на стадии обсуждений».
Проще всего выйти на след красноармейцев, родившихся в небольших населённых пунктах. С Духовницким районом мне не повезло. Вроде бы в местной администрации искренне хотели помочь с поиском родственников В. И. ЗАХАРОВА и В. С. ЗАХАРОВА, проживавших до войны в с. Дубовое (в книге «Забвению не подлежат» на украинском указано «Дубове»). Но похозяйственные книги сохранились только с 80-х гг.
Сообщить новость о Василии Тимофеевиче ПАРФЁНОВЕ 1900 года рождения, уроженце с. Макарьево Балаковского района, погибшего 25 сентября 1942 г. в Уманской яме, и вовсе некуда. «С вводом в эксплуатацию Саратовской ГЭС было образовано водохранилище, — проконсультировала директор музея истории города Балаково Тамара КОШЕЛЕВА. — Село Макарьево затоплено в 60-х гг.».
Поиск родственников жителя Балашовского района Ф. Ф. КАЛГАНОВА существенно сузила Книга памяти. В 9-м томе указано, что Филипп Фёдорович, пропавший без вести в феврале 1942 г., родом из с. Репное. Вообще-то в Уманской яме он погиб ещё 27 января 1942 г. Но подобные «неточности» уже не удивляют.
Село Репное стоит, похозяйственные книги сохранились. Вот в них-то запись о красноармейце и обнаружила заместитель главы администрации Репнинского муниципального образования Марина КОНДРАШОВА. «Близких родственников у него не осталось, — сообщила Марина Ивановна. — Но в нашем селе до сих пор живёт Алевтина Тимофеевна КАЛГАНОВА. Отец её мужа был братом Филиппа Фёдоровича».
Алевтина Калганова проживает в частном доме недалеко от администрации. Совсем одна. Несколько лет назад не стало её супруга Виктора Михайловича, а тот лишился отца, Михаила Фёдоровича, девяти месяцев от роду.
Алевтина Тимофеевна была не против пообщаться. Но рассказать ей, как вскоре выяснилось, особо нечего. «Он парнем уходил на фронт, лет 18, ни жены, ни детей не было, — рассказала она о Филиппе Калганове. — Его старший брат Михаил был с 1913 года. Призывались они в одно время».
Михаил погиб под Воронежем. Об этом узнала его внучка Елена, обратившись к электронным архивам. Филиппа Фёдоровича никто не искал. Разговора о нём в семье не велось. Ни документов, ни фотографий не осталось. Знали, что был. И что жил с семьёй в Гореловке, это район Репного. «Дома этого уже нет», — сказала Алевтина Тимофеевна. Нет имени Филиппа Фёдоровича и в списках репнинцев, отдавших жизнь за Родину в годы Великой Отечественной, размещённых возле памятника. А он воевал, мучился в концлагере, где и погиб. Филиппу, похоже, и двадцати лет не было.
Автор: Ольга Трушкина