«Снег», «Перекаты», «Кожаные куртки», «Над Канадой небо синее», «Жена французского посла», «От злой тоски не матерись» — эти песни пели в компаниях, не зная, чьи они, и называя народными. Их автора Александра Городницкого, наряду с Булатом Окуджавой, Александром Галичем и Владимиром Высоцким, считают основоположником жанра авторской песни, возникшего на рубеже 60-х годов прошлого века.
Городницкий еще и ученый-океанолог. Он полагает, что «Сколково — это вовсе не наука, а научно-коммерческий центр». И вообще боится, что «мы уйдем из мировой науки, как ушли из Мирового океана».
Невероятной работоспособности этого человека и многогранности его талантов остается только удивляться. Помимо книг стихов, дисков с новыми песнями вышла его книга автобиографической прозы «След в океане». В ней рассказывается об удивительной жизни, в которой было немало путешествий и приключений.
По мотивам этой книги воспоминаний автор снял 34-серийный документальный фильм, в котором много песен, стихов, кинохроники. Фильм снимался в разных странах мира. А предыдущий фильм Александра Городницкого «В поисках идиша», выпущенный этой же съемочной группой, получил высокую оценку: в 2009 году на фестивале независимых документальных фильмов в Нью-Йорке он был признан лучшим фильмом в мире.
При всем этом Александр Городницкий никогда не оставлял своей научной деятельности. Профессор, академик РАЕН, главный научный сотрудник Института океанологии им. П.П. Ширшова. Возможно, вы вспомните многосерийную программу научно-популярных фильмов о загадках мироздания «Атланты. В поисках истины», которую вел ученый на телеканале «Культура» пару лет назад. Корреспонденту «МК» в Саратове» удалось побывать в Москве в Политехническом музее на концерте Городницкого, приуроченного ко дню его рождения.
— Александр Моисеевич, вы одновременно являетесь крупным ученым и очень известным бардом. Если бы в начале вашего жизненного пути появился некто, кто бы поставил перед вами условие: выбрать из двух занятий только одно, от чего бы вы отказались: от научной деятельности или от музы?
— Трудный вопрос! Одно порождает другое. Если бы не занимался изучением Земли, ее историей, если бы не закончил технический вуз, без знаний математики, физики я бы, наверное, не имел правильного представления об окружающем мире. Не имея этих представлений, что бы я мог писать?
И наоборот, если бы я не увлекался стихами, то не выбрал бы профессию, связанную с экспедициями, длительными поездками. Для меня все это — звенья одной цепи. Поэтому выбрать одно из двух — то же, что разрезать себя пополам. Не знаю, где кончается одно и начинается другое. Поэтому не хотел бы такого выбора. Это все равно, что спросить ребенка: «Кого ты любишь больше: маму или папу?».
— На днях Борис Акунин сказал, что случившаяся в Японии трагедия — лишнее напоминание о шаткости бытия. Вы согласны с писателем?
— Да, конечно. Бытие достаточно шатко. И это понятно. В любой момент все это может прекратиться по ряду геологических и других причин. Об этом надо все время помнить и знать. Как кто-то сказал: «Здоровье — не главное, потому что на «Титанике» все были абсолютно здоровы».
— Как океанолог вы считаете, что от цунами действительно нет защиты или люди могут что-то предпринять, чтобы уберечь себя?
— От цунами защита есть — надо уходить в горы. Цунами (большие волны на море) возникают при быстрых вертикальных деформациях морского дна во время подводных землетрясений. А эти землетрясения мы предсказывать не можем. Но мы знаем, где это может случиться. Защита состоит в том, чтобы не жить в тех районах, где это опасно.
— В последнее время на нашу планету обрушились катаклизмы, которые не могут объяснить ученые. Это тела сразу 107 мертвых дельфинов, обнаруженные на острове Стюарт в Новой Зеландии. Это огромное количество мертвых рыб в Калифорнии. Это внезапный мор птиц в Арканзасе. Чем, по-вашему, все случившееся можно объяснить?
— Природными катаклизмами, которые животные чувствуют больше, чем люди, и каким-то знаком того, что должно произойти бедствие. Животные являются иногда гораздо более тонкими индикаторами, чем наши физические приборы. Поэтому к происходящему надо относиться внимательно, исследовать, почему оно случилось, и срочно принимать какие-то меры.
— Вы часто сетуете на то, что фундаментальная наука в России терпит кризис. Сейчас большие надежды российские власти возлагают на Сколково. Вы разделяете этот оптимизм?
— Нет, не разделяю. Я вообще считаю, что Сколково — это вовсе не наука, а научно-коммерческий центр, это нечто такое, что легко продать. Взяли за образец Силиконовую долину, забыв о том, что она была организована на основе целого ряда готовых идей (в том числе, идеи полупроводников и пр.), которые надо было просто поддержать, реализовать и обеспечить кадрами. А у нас в основе — голое желание: «Хорошо бы сделать нечто подобное». Это первое.
Второе. Сколково — смерть для всех наших академгородков, для нашей фундаментальной науки. Все деньги потекут в Сколково, а уже готовые инфраструктуры академических городков (Зеленоград, Новосибирск и др.) останутся, как и были, нищими. И все это означает, что наука наша будет и дальше падать и падать.
Третье. Это очень хорошая лазейка для отмывания денег, черного нала, это золотая жила для всякого рода коммерческих преступников.
Поэтому я никак не разделяю подобный оптимизм. Сколково — красивая реклама. Как, знаете, когда у нас все сельское хозяйство в упадке и нет урожаев, мы создаем один образцово-показательный колхоз, куда будем возить иностранцев. Изменит это общее состояние? Нет, не изменит.
Моя точка зрения такова: надо вкладывать деньги в фундаментальную науку, используя старую инфраструктуру. Нельзя допускать, что молодые люди уезжают за рубеж оттого, что здесь им не на что жить, что они не могут обеспечить свои молодые семьи. Сколково не решит проблем с наукой в России. А возможно, что и усугубит их.
— В печати появились сведения о том, что вклад современной России в мировую науку крайне низок. Максимум — 1%. Вы согласны с этой мизерной цифрой?
— Да, согласен. И будет еще хуже. Боюсь, мы уйдем из мировой науки, как ушли из Мирового океана. Откуда нас вытеснили, потому что все наши корабли развалились, а новых не строят. Это прежде всего результат бездарной государственной политики.
— В книге «След в океане» вы вспоминаете острые моменты своей жизни: как чуть не разбились в обледеневшем самолете, как вас несколько раз едва не убили. Эти моменты каким-то образом изменили ваше отношение к жизни?
— Всегда, когда рискуешь что-то потерять, начинаешь это ценить больше, чем раньше. Эти ситуации усилили мою любовь к жизни, придали ценность той вещи, которой, оказывается, можно враз лишиться.
— Вы рассказываете в книге и о противоположной ситуации: как, защищая женщину, выстрелили в человека (пьяная компания приехала с целью изнасиловать вашу коллегу). Если бы тот выстрел обернулся убийством, трагедией, как бы это могло изменить вашу жизнь?
— Я об этом даже не думаю. Наверное, посадили бы. Но дело не только в этом. Убить человека — это страшная вещь. Но у меня не было другого выхода. Отдать им ее, а потом повеситься? Я был загнан в угол, иначе не стал бы стрелять в людей. Признаюсь, что оба раза, когда убивали меня, не испытывал и десятой доли того страха, который испытал, когда стрелял в человека сам.
— Как вы, будучи ученым, объясняете интересный факт, о котором вспоминаете в книге: цыганка предсказала судьбу вашему другу? И подобные этому факты.
— К сожалению, очень многие наши ученые считают, что если чего-то мы не можем объяснить с позиции современной науки, так это все — ересь и этого не может быть. Как ученый, изучающий историю Земли в масштабах времени в миллионы лет, должен признать: я действительно не могу найти объяснения многим фактам с позиции нашей нынешней прагматичной науки и не исключаю, что что-то существует выше нас, недоступное нашему пониманию (во всяком случае, сейчас), не поддающееся объяснениям с позиции диалектического материализма.
Видимо, не случайно Исаак Ньютон, открывший основы физики, был верующим человеком. К вере в конце своей жизни пришел и Альберт Эйнштейн, изучавший материю. Отец физиологии Иван Петрович Павлов тоже был глубоко верующим. Помню, как сразу после его смерти в Ленинграде тут же взорвали церковь, в которую он ходил регулярно. При его жизни на это не осмеливались. И таких примеров много. Я воспитывался в атеистической семье, в атеистической стране, но со временем изменил свои взгляды. Хотя ни к одной конфессии не принадлежу, считая, все эти церковные перегородки до Бога не доходят. И что для общения с ним посредники не нужны.
А загадок вокруг нас много. Например, мы не умеем предсказывать землетрясения. И последние трагические примеры с Японией, с Суматрой, с Гаити это только подтверждают. Так же, как мы не можем объяснить того, что собаки и кошки, получив какой-то сигнал, заранее убегают из очага землетрясения, а человек этого не чувствует.
— Вы с научной точки зрения взялись за библейские легенды.
— Да. Многие из них мне удается рассмотреть с позиции современной науки и доказать, что они были вполне реальны. Например, Всемирный потоп. Гибель войск фараона в Красном море во время исхода евреев из Египта (полагаю, что от цунами); гибель Содома и Гоморры (в результате выброса метана, который воспламенился).
Не удивлюсь, если вы подумаете, что на старости лет у меня поехала крыша. Но признаюсь, что берусь не только за мифы и легенды, но даже за сказки. И с позиции современной науки пытаюсь найти всему этому разумное объяснение.
— И получается?
— Получается.
— Даже сказки?
— Даже сказки! Например, «Сказка о царе Салтане». Оказывается, что в XVI веке, когда венецианцы захватили остров Кипр (который русские купцы, выходившие в Средиземное море, назвали островом Буян), там правил герцог Гвидон, наместник Венеции, которого считали побочным сыном турецкого султана — царя Салтана.
— Знаменитые Грушинские фестивали авторской песни, на ваш взгляд, сохранили свое привлекательное лицо или изжили себя?
— Грушинский фестиваль несколько лет назад раскололся на две части, на две враждующие группировки. Я считаю это позором. И с тех пор моей ноги там не было и не будет, пока фестиваль не станет единым.
— Вы на концертах иногда читаете стихотворные шаржи Игоря Губермана в ваш адрес. Вы с ним в дружеских отношениях?
— Да, мы очень близкие друзья. В трудную минуту он всегда меня выручал и выручает. Вот и недавно он оказал серьезную помощь моей семье, за что я ему по жизнь благодарен. Он хороший, порядочный, талантливый человек. Очень его люблю.
— Очень талантливый литератор в жизни может быть человеком под большим вопросом, а иногда — с душком подлости и даже с гнилой душой. Как можно объяснить этот парадокс?
— Не знаю. Это от Господа Бога. Франсуа Виньона повесили не за стихи, а за то, что он был убийца и грабитель. И при этом — великий французский поэт. Многие другие тоже удивляют. Альфонс Доде был королевским доносчиком и стукачом. Этот вопрос надо адресовать к этим людям. Как говорила великая актриса Фаина Георгиевна Раневская, «талант — как прыщ, может выскочить на любой заднице». Талант и порядочность — вещи, между собой не связанные. Человек может быть талантливейшим актером, режиссером, на грани гениальности. И при этом быть человеком непорядочным.
— Среди моих знакомых есть люди, которые полностью изменили свое отношение к Булату Окуджаве, когда он стал высказывать политические взгляды, которые они не разделяли. Например, оправдывал расстрел Белого дома. А у вас в те годы не было дискомфорта по этому поводу?
— У меня был дискомфорт по этому поводу. Потому что я тогда тоже участвовал в этих акциях, но с другой стороны: я поехал на площадь Моссовета сдавать кровь для раненых.
Я плохо относился к происходящему, понимая, что это, в любом случае, — элемент гражданской войны и братоубийства. И поэтому я не разделяю точки зрения Окуджавы. Но на моем отношении к нему это не сказалось, продолжаю его любить и восхищаться. Вы знаете, есть много людей, которые имеют разные политические убеждения. Как сказал Вольтер, а за ним повторяли американские президенты: «Мне ненавистны ваши убеждения, но я готов отдать жизнь за ваше право высказывать их». Если это, конечно, не ведет к подстрекательству, к убийствам, к преступлению против людей, не касается фашизма и неофашизма. И считаю себя убежденным антифашистом.
— А как вы относитесь к такому явлению, как революция?
— Категорически отрицательно! Революция — это всегда праздник неудачников! Это всегда «кто был никем, то станет всем!». Но тот, кто был никем, так никем и останется.
— Что вы хотели бы пожелать своим слушателям, читателям, поклонникам, людям, которые любят вас, знают ваши песни?
— Я бы хотел, чтобы они всегда придерживались тех ценностей, которые не имеют валютной конвертации, которые не покупаются, не продаются. Чтобы они всегда берегли здоровье. Чтобы они всегда верили в то, что все-таки на свете существует любовь, дальние страны. Что есть какие-то интересные вещи, ради которых стоит жить, хотя в наше время они потеряли свою очевидность. А главное, будьте оптимистами! Потому что, думаю, как бы сложно нам ни жилось, рано или поздно мы должны увидеть свет в конце туннеля. Несмотря на все сложности жизни в современной России. Прикасаясь к своей аудитории, чувствую, что то, что волнует меня, волнует многих. А раз нас много, мы все выдержим. И еще увидим небо в алмазах, как говорили героини Чехова.
— Вы произнесли фразу «те вещи, ради которых стоит жить». А ради чего стоит жить?
— Господи, да жить стоит ради того, чтобы жить! Понимаете? Жизнь сама по себе прекрасна, трагична и бессмысленна. Биологическая жизнь совершенно бессмысленна. И надо жить, не ставя себе каких-то сверхзадач.
Татьяна Лисина