Чистый воздух горной неволи
Сообщения о саратовцах, томящихся или освобождаемых из рабства на Северном Кавказе, появляются с поразительной регулярностью
Рабский труд наших соотечественников на Кавказе уже давно стал одной из излюбленных тем российской прессы. Здесь кроется неиссякаемый источник журналистских сенсаций, озаренных к тому же благороднейшей целью — борьбой за исконное право человека на свободу. Да и в свете последних политических дискуссий о сложности межнациональных отношений определенной части потребителей массовой информации бывает приятно посмаковать подробности страданий невольников ХХI века. К тому же тема-то вечная: едва ли не все русские классики века ХIХ делали своими героями «кавказских пленников».
При этом гораздо реже возникает вопрос: в связи с чем такое становится возможным? Почему, несмотря на многолетнюю шумиху вокруг рабства, люди продолжают туда попадать? И по каким причинам так трудно бывает юридически доказать, что они были именно рабами — крайне редко душераздирающие рассказы завершаются сообщениями об уголовном наказании рабовладельцев.
На связи — средневековье
Не далее как на прошлой неделе волонтеры спасательного отряда объявили в розыск 42-летнего жителя Пугачевского района Саратовской области. По их сведениям, он провел в рабстве на кирпичных заводах Дагестана не менее 5 лет. Сообщения об этом появились на сайтах саратовских информагентств.
Рассказанная при этом история выглядит типичной и странной одновременно. В 2008 г. поехал в Москву на заработки, как многие наши земляки. В столичной забегаловке каким-то образом потерял документы — видимо, с этого и начался его путь в неволю. Родственники увидели пропавшего в программе «Жди меня», где показывали сюжет о судьбах таких же бедолаг, тружеников горных кирпичных заводов. В апреле нынешнего года объявился в махачкалинской полиции, сказал, что сбежал из рабства, при этом страдает частичной потерей памяти. Это, видимо, и помешало ему доехать до родных краев, куда его отправили автобусом.
А всего лишь неделей раньше, 16 мая, появились сообщения федеральных СМИ об освобождении в Дагестане целой группы невольников — семи человек, среди которых также оказался саратовец. Причем трое сбежали сами, а четверых, в том числе нашего земляка, выручили в ходе полицейской операции.
По словам активистов общественной организации борцов с рабством «Альтернатива», его рабство длилось меньше, чем у многих товарищей по несчастью, — всего полтора месяца. Зато путь в неволю оказался удивительно похожим. Приехал на заработки в Москву, там предложили трудоустройство в Дагестане, пообещав кроме хорошей зарплаты достойный отдых с морскими ваннами и чистым горным воздухом. Однако по прибытии он узнал, что хозяин купил его за 15 тыс. руб. и пока он их не отработает, будет вкалывать бесплатно. Ежедневно долг увеличивался — работник проедал больше, чем зарабатывал.
Вернемся на несколько месяцев назад и снова наткнемся на до боли знакомую ситуацию. В конце нынешнего января в Махачкале на просьбу полицейского предъявить документы человек ответил: «Они у хозяина». Так раскрылась история еще одного саратовского раба. Он семь лет назад искал работу, чтобы «заработать маме на лекарство», оказался в Дагестане. Трудился сначала на кирпичном заводе, потом пас овец, в конце концов нанялся в шиномонтажную мастерскую. Говорит, что там оказалось гораздо хуже, чем на горных пастбищах, а уволиться не удавалось — хозяин забрал документы. При этом свободно перемещаться по городу ему никто не запрещал — куда он денется без паспорта?
Все это очень напоминает самую знаменитую историю с дагестанским «кирпичным» рабством, рассказанную в 2011-м солдатом Андреем Поповым. Тот исчез в 2000 г. и, объявившись 11 лет спустя, сообщил, что все это время его насильно удерживали в горах, куда он попал не по своей воле.
Как известно, военные следователи и судьи «кавказскому пленнику» новейшего образца не поверили и сочли его дезертиром. То есть факта его пребывания на дагестанском кирпичном заводе никто не отрицал, но то, что оно было принудительным, вызывало большие сомнения.
Можно еще вспомнить прошлогоднюю историю супружеской пары из Саратова, которая поехала в Дагестан, соблазнившись объявлением о выгодной работе. В итоге сначала два года обретались на частной стройке, потом пасли скот. При этом, по их рассказам, зарплаты не получали, спали в сарае, питались макаронами. По поселку перемещались свободно, но бежать боялись из-за угроз хозяина продать в настоящее рабство. В итоге позвонили родственникам в Саратов, те обратились в полицию.
Если перевернуть еще одну страницу календаря недавних лет, то увидим, что в 2011 г., кроме солдата Попова, была еще история возвращения саратовца, который в апреле 2003 г. выпил на Сенном рынке и очнулся в поезде, подходящем к Кизляру. В горном ауле ему пришлось сначала собирать абрикосы, потом продавать в лавке исламские товары. Потом хозяин отдал батраку старый мобильник, и тот смог через социальные сети выйти на товарища в Саратове спустя 8 лет.
— Свободы его не лишали, но вернуться домой возможности тоже не было, — отмечалось в сообщении об освобождении 29-летнего парня, которого родственники официально, через суд признали умершим.
Тогда же 22-летнего саратовца позвали в Краснодарский край собирать яблоки, а привезли в Каспийск на кирпичный завод, откуда ему удалось сбежать через 8 месяцев. Став махачкалинским бомжем, он звонил в Саратов знакомым, умоляя помочь вернуться домой.
Летопись похождений саратовцев в кавказском рабстве можно было бы продолжать. Порой складывается впечатление, что наш город стал местом вербовки работников в регион, где высочайший уровень безработицы среди местного населения. Остается лишь удивляться наивности тех, кто покупается на такие предложения. Но главное, пожалуй, в другом: «свободы не лишали… но возможности освободиться не было». На Кавказе, как мы помним со времен культового фильма Гайдая, очень важно, чтобы желания совпадали с возможностями.
Закон гор — освобождение от свободы
Мало кто сейчас помнит, что одним из первых освобожденных кавказских пленников, о котором узнал весь мир, был саратовец Сергей Яковлев. Мой репортаж о его возвращении в Саратов в ноябре 2000 г. был процитирован в газете «Кельниш цайтунг», затем о нем не раз упоминали в материалах международных правозащитных центров и организаций. Яковлев умудрился попасть в неволю весной 1991 г., то есть еще при существовании СССР, отбыв там почти 10 лет. (Кстати, житель Астраханской области, пробывший в рабстве рекордный срок — 23 года, оказался там еще в 1987 г., когда о рабах можно было прочитать только в школьных учебниках истории древнего мира.)
Его рассказ предвосхитил почти все истории, что мы узнаем теперь. Собрался с другом на шабашку, на вокзале встретился с солидным кавказцем, тот хорошо угостил в ресторане и пригласил на работу. Друг отказался, Сергей согласился — как и все, кто пошел потом вслед за ним по невольничьей горной тропе. То есть поехал добровольно.
Оказался в чеченском селении Тенгичу, позже ставшем известным благодаря истории полковника Буданова. Для стройки был слабоват, поэтому его использовали по хозяйству. В основном пас коров — с ними вместе жил в хлеву, ел ту же пищу, что они. Как и большинство его последователей, Сергея никто не охранял, разве что мальчишки, резвившиеся на пастбище, приглядывали. Но когда попытался уйти, поймали в километре от селения — в горах все дороги известны, деться некуда. Хотели отрезать голову, чудом вымолил пощаду и больше на свободу не рвался.
Освобождение пришло случайно — захватили федералы, приняв за боевика, прикидывавшегося пастухом, ведь документов не было. Так открылся путь на родину.
Прошло много лет, изменилось государственное устройство России, на Северном Кавказе отгремели военные конфликты. А схема вербовки рабов осталась прежней. И, как показывает печальный опыт жителей Саратовской области, она продолжает успешно работать, несмотря на то что уже более десятилетия тема кавказского рабства не сходит с печатных страниц и не исчезает изо всех видов эфира.
Вспомним, во все времена российских бродяг и беспризорников манили волшебные южные края. Там не умрешь от голода и холода, солнце и фрукты круглый год. Там богачи отдыхают на курортах и дачах, щедро подают милостыню.
В советское время Кавказ был «всесоюзной здравницей, кузницей и житницей» одновременно, то есть опять же вариантом земли обетованной.
В сознании современного российского обывателя, не замороченного вопросами большой политики, Кавказ прежде всего место, где живут очень богатые люди. Следовательно, денег там гораздо больше, чем в других регионах. Следующий вывод: раз так, то и мне может перепасть кусок райского пирога, если я туда поеду на заработки. Отчасти это верно — места на кирпичных заводах всем хватит.
Нужно учитывать и другой момент: тому же солдату-дезертиру друзья по воинской части могли подсказать путь к свободе. Домой нельзя — сразу заметут, спрячься на время у нас в горах — там никто не найдет. И это соответствует действительности: никто не найдет, ни власть, ни родные и знакомые. А кормить даром не будут — придется пахать за харчи, то есть превращаться в раба.
Вечная история: люди собираются в рай, забыв, что путевки туда выдает только Господь Бог, и, что неудивительно, попадают в ад. Устремляются на благодатную землю за длинным рублем и здоровым климатом, а попадают в иную реальность, где не функционируют те законы и правила, к которым они привыкли.
Вернуться из этой чужой реальности в привычный мир удается не всем и, как правило, после длительного там пребывания. Но если даже удается, всплывают невероятные, на первый взгляд, обстоятельства: выясняется, что силой их там никто не удерживал.
Министр по информационной политике и массовым коммуникациям Республики Дагестан Нариман Гаджиев по поводу одного из приведенных нами случаев высказался в прессе так:
— Для Дагестана принудительный труд не редкость, хотя правоохранительные органы постоянно с этим борются. При этом физической силой граждан никто не удерживает. Речь здесь скорее идет о мошенничестве.
В самом деле, чаще всего в рассказах сбежавших и ада отсутствуют привычные атрибуты рабства: похищения, цепи, колодки, звери-надсмотрщики (хотя есть и исключения, когда все это присутствует, но погоды такие случаи, пожалуй, не делают). В большинстве случаев невольники имеют возможность свободно передвигаться, иногда им даже мобильники оставляют. Уйти в принципе нетрудно, но куда? Из горного аула попросту физически не уйдешь в силу специфики окружающего ландшафта. Из городов и поселков без денег и документов (они всегда у хозяина) тоже деться особенно некуда — вокруг незнакомая земля, незнакомые люди, живущие по своим обычаям и понятиям. Обратиться в правоохранительные органы? Кто знает, чем это кончится, там ведь тоже местные… Некоторым, впрочем, помогало, но не каждый готов рискнуть.
Поэтому, кстати, так трудно привлекать к ответственности тех самых хозяев. Максимум в чем можно их обвинить, — в невыплате заработной платы и прочих нарушениях трудового законодательства (да и то еще доказать надо), но уж никак не в рабовладении.
Вот и получается замкнутый круг, внутри которого — невольники ХХI века. И разрывать его, видимо, должны как государственные структуры снаружи, так и мозги российских граждан изнутри.
Станислав Орленко
