Рецепт для жизни в «бардачное время»
У него три дня рождения! Один, настоящий — 13 сентября, когда появился на свет. Другой, по паспорту — 20 сентября (с некоторыми людьми случается, что их записывают на другое число!) и, наконец, третий, отмечающийся не ежегодно и не в определенную дату, но традиционно осенью и раз в десятилетие точно, — это день, когда Саратов театральный и Саратов зрительский чествует своего любимого актера в дни его больших, юбилейных дней рождений.
Народный артист России, профессор саратовской консерватории Александр ГАЛКО отмечает 75-летие. А это значит, в октябре поклонники таланта большого художника, его зрители, коллеги, его многочисленные ученики соберутся в театре драмы.
Этот человек не просто выдающийся артист и педагог. Он — мудрец, в обществе которого комфортно уму и душе его собеседника. Предлагая вашему вниманию это юбилейное интервью, редакция «МК» в Саратове» от души желает юбиляру всех благ. Ну а первый вопрос подсказала сама его профессия:
— Александр Григорьевич, а у жизни человеческой какой жанр — трагедия, комедия или что-то другое?
— Думаю, она вмещает в себя все жанры: и трагедию, и комедию, и трагикомедию. Жизнь — полифония. Но вот в чем я стопроцентно уверен, так это в том, что в любой и каждой судьбе, в человеческом календаре, так сказать, беды запрограммированы. Богом, космосом ли, не знаю. Но каждый человек на протяжении своего жизненного пути встретится со своей, личной бедой.
— Детский вопрос: каким вам представляется Всевышний?
— Вопрос из разряда запретных. В Евангелии и то ответа на него нет. Бог… Он вне нашего понимания и осмысления. Вне человеческого опыта и интеллекта, даже самого мощного. Он вне нас и он в нас одновременно.
— А как быть с постулатом, что человек создан по образу и подобью Божьему?
— Думаю, не внешнее здесь подразумевается. Бог даровал человеку возможность любить и этим уподобил людей себе. Любовь — главный и единственный смысл бытия. Разумеется, мы ведем сейчас речь о всеобъемлющей любви, а не только о чувствах между мужчиной и женщиной. Потому что если нет любви, все стопорится, все обман, пропасть, пустота. Любовь первична! Учить студентов без любви — глупость. Да, ремеслу, наверное, научить можно и без любви. Но только ремеслу, а не искусству. Все настоящее невозможно без любви! Когда я смотрю на девочек и мальчиков, только что поступивших к нам, в театральный институт, мне подчас становится очень и очень тревожно. За каждого из них. У этих детей нет опыта беды. Боже упаси, я не говорю, конечно, о глобальных потерях, пусть они не познают их как можно дольше. Однако для сценического опыта, для воплощения потери, страдания, разочарования утраты необходимы.
— А определение любви можете дать?
— С трудом, но могу: любовь — некая… прекрасная слепота. Да, да, мы прекрасно слепнем, когда влюбляемся, мы не можем, не в состоянии видеть ничего объективного. Ну а когда прозреваем, ужасаемся: где были мои глаза?! Но прозрение — вторично! Важна прекрасная слепота!
— Назовите одно явление из нематериального мира, чрезвычайно дорогое для вас.
— Музыка. Для меня она олицетворяет уход в себя. В слезы. В счастье. В воспоминания. Как мне кажется, я чувствую музыку. Она меня поддерживает. Питает мои эмоции. Пока не найду музыки для спектакля, у меня нет спектакля, он не сложился, не вырос. А потом происходит удивительное «вдруг» и музыка находится.
ШНИТКЕ, ЧАЙКОВСКИЙ, ШОСТАКОВИЧ — все они для меня избранники, возвращающие нас к красоте. Музыка — чудо из чудес! Совершенно невозможно понять, как из семи нот появилась на свет Шестая симфония Чайковского!
— Завершите, пожалуйста, фразу: самое трудное в жизни…
— …остаться человеком. Особенно если ты в театре. Самое трудное и сложное — жить, соблюдая не то что божьи, хотя бы человеческие постулаты нравственности и порядочности.
— Вы нарушили бы закон ради сохранения жизни любимого человека?
— Да! Законы пишутся людьми. И людьми нарушаются. Тем более ради любви!
— Будь вы обладателем некоего всемогущего дара, какой один порок изгнали бы с планеты Земля?
— Злобу. Да, думаю, именно злобу, потому что жадность, подлость, зависть — это ее производное, ее дети.
— Еще один вопрос на «волшебную» тему: появись у вас такая возможность, какого одного человека из живших даже тысячу лет назад воскресили?
— Ну, во-первых, я думаю, ощутил бы себя, мягко говоря, не очень хорошо, если бы воскресил только одного. Потому что даровать еще одну жизнь хотелось бы многим. Александра Сергеевича очень хочется вернуть на нашу землю, потому что, как мне кажется, я его не просто люблю, не просто восхищаюсь его гением. Но и чувствую. Я Пушкина играл, а значит, вдвойне оплакивал. И хоронил. И думал над его судьбой. А ЛЕРМОНТОВ?! Ну как не мечтать воскресить того, у кого такая красивая, страшная, жуткая жизнь?! Когда читаешь его «И скучно, и грустно», непредставимо, как это могло быть написано совсем молодым человеком!
В не меньшей степени хотелось бы воскресить кого-то из мировых умов человечества, гениев, провозвестников прогресса. Но не просто воскресить, а воскресить с тем, чтобы они смогли посмотреть на иную, вторую, темную сторону многих из своих самых благих изобретений и как-то скорректировать их, что ли.
— Как по-вашему, почему человечество из века в век столь немилосердно именно к собственным гениям?
— Думаю, разгадка в нашей несовершенной человеческой природе. Люди боятся идеального, высокого, совершенного, того, что могло бы свидетельствовать об их собственной несостоятельности.
— Есть ли некий высший смысл в театральной карьере?
— Смысл? Люди жертвуют ради театра всем — домом, семьей… А когда заканчивается карьера, когда все хвалебные, комплементарные слова не работают, что остается? Смысл, он, видимо, только и обнаруживается, во всяком случае, для меня, в этом ненормальном, ни с чем не сравнимым состоянием пребывания ТАМ, на сцене, в пьесе. Когда ты только там, только этим живешь, когда ты в театре, а театр в тебе — это высшее актерское счастье и есть. Я много слышал в свой адрес высоких речей и всегда делил их на два, на пять. Я даже не всегда понимал, за что мне эти комплименты, потому что смысл не в них, а в самой сцене.
— Ваш друг должен быть…?
— Умным человеком. Это первичное и обязательное условие. Существуют еще по меньшей мере два других, значимых для меня фактора. Мое расположение к человеку во многом определяется его отношением к матери и любви. Не смог бы дружить даже с самой высокоинтеллектуальной личностью, в сердце которой нет любви. Или есть только всепоглощающая любовь к самому себе. Безграничное себялюбство — странный порок:не то божье наказание, не то самонаказание человека.
— Как по-вашему, человеческая судьба определена раз и навсегда?
— Трудный вопрос. Возможно, многое в ней запрограммировано свыше. Однако нам предлагается многовариантность событий. Несмотря ни на что, мы вольны выбирать.
— Вас, как театрального человека, интригует, кто был величайшим драматургом и поэтом ШЕКСПИРОМ?
— Ни в малейшей степени, потому что я перечитал огромное число трудов шекспироведов и всяческих версий о его жизни и осознал: для меня совершенно не важно, кто писал под этим именем — ЕЛИЗАВЕТА, БЭКОН или кто-то еще. Шекспир или тот, кто творил под этим именем, жил очень-очень давно. Важно, что пришло его литературное наследие. Что к нам, через такую толщу веков прорвался его гений. А догадки… К чему они? Я любуюсь прекрасным зданием, и мне не столь уж важно, кто был архитектором красоты. Фамилии и в особенности подробности биографий жизни творцов — для исследователей. Про ГОМЕРА сложилась легенда, что творец «Одиссеи» слеп. Был ли он таковым? Кто знает. И важно ли это?!
— Что удручает вас в сегодняшней жизни особенно?
— Вседозволенность, наглость и власть денег, которой мало кто противостоит, как на частном, личном, так и государственном уровне. У ДОСТОЕВСКОГО Раскольников зарубил старуху-процентщицу и далее сотни страниц раскаяния и ужаса. А сейчас какую современную книгу ни открой, какой фильм или спектакль ни начни смотреть — убийства идут десятками! И никто не раскаивается. Насилие над человеком, уничтожение человека перестало быть не только ужасом, но даже сенсацией. Оно перешло в разряд обыденности. Картофельной простоты. И меня страшит все более множащееся число разрушителей гармонии.
— Разрушители гармонии. Звучит красиво… Сейчас в ходу все больше выражения вроде преступления, правонарушения… а вот слово «грех» скоро вообще станет раритетом. Вот вы лично что могли бы назвать этим словом?
— Я думаю, панковский молебен в храме Христа-спасителя — это грех. Однозначно. Спиливать кресты, паскудить иконы — это грех. И даже не только потому, что подобные действия оскорбляют чувства верующих. Просто совершающие это лишают людей того, что услаждает и выправляет душу.
— Когда смотришь на экран ТВ, ужасаешься, сколь скверно играют герои многих мыльных опер. Складывается ощущение, что они учатся в каких-то театральных ПТУ.
— Не обижайте ПТУ. Многие «звезды» современных сериалов или фильмов нигде не учатся. На сегодняшний день любой человек с деньгами может заплатить определенную мзду, и его дочь, подруга, внучка, жучка и т.д. имеет все шансы сыграть в каком-нибудь многосерийном боевике… Или саге… Или что-нибудь в этом духе. Все исчерпывается сегодня фразой: вопрос денег...
— Чего вы никогда бы не смогли сделать?
— Здесь все очень просто — воровать, убивать. Мне много лет, но я не понимаю и, думаю, никогда не пойму, как можно взять и убить человека. Или деньги у него из кармана вытащить.
— Как по-вашему, слова и мысли часто различаются очень сильно?
— А как же иначе?! В большинстве своем слова используются не столько для передачи мыслей, сколько для эдаких пряток. И прятка подобная понятна. Мы скрываемся за слова. Потому что боимся себя. Того, что думаем, чувствуем. Того непривлекательного в нас, что мы хотели бы утаить от других. Мы страшимся себя… настоящих. Я студентам своим всегда говорю: не верьте словам автора! За ними могут таиться… прямо противоположные мысли.
Слова и мысли идут разными дорогами не только в силу компромисса. Или корыстной лжи. Или даже лжи во спасение. Мысли и слова часто не совпадают, потому что многие действия диктуют даже правила хорошего тона.
— Александр Григорьевич, сейчас такое лютое время. Что вы, артист такого масштаба и дарования, могли бы пожелать людям, только вступающим в жизнь?
— Знаете, прожив большую, сложную, театральную жизнь, я понял одну простую вещь: все в этом мире зависит лично от тебя. Да, судьба, фортуна и прочие затейливые штуки. Но это все важно и одновременно… вторично. Потому что жизнь вокруг — это ты сам. И только от тебя, от того, как ты воспринимаешь те или иные события, как ты их чувствуешь, пробуешь на вкус, как ты их востребуешь и интерпретируешь, развивается твоя дорожка судьбы.
Сейчас не просто лютое, а, простите за грубость, бардачное время. И в период, когда из любой розетки лезет пошлость, тупизна, глупость, агрессия, ни в коем случае нельзя позволять людям ли, обстоятельствам втянуть себя в этот множащийся хаос. А противостоять хаосу можно лишь одной очень простой вещью — создавать свой мир. Свои компании. Своих друзей. Это единственный путь сохранения себя.
Поверьте, мне встречалось немало самых разных людей, в том числе и не любивших меня и чинивших мне определенные препятствия. Я видел за свою жизнь всякое — и плохое, и доброе. Но хороших, достойных людей много больше, чем плохих. Я в этом убежден.
— Александр Григорьевич, какого, быть может, фантастического изобретения недостает сегодняшнему человечеству?
— Человечество должно как-то притормозить, остановиться в своем неудержимом беге к собственному самоуничтожению, к концу. В этом смысле была бы благодатна, наверное, некая субстанция, ограничивающая грехи, низменные страсти. Что-то вроде детектора лжи. Только в виде браслета. Или кольца. Пусть бы на этом фантастическом предмете вспыхивала надпись: «Вы у предела. Остановитесь». Может быть, торможение возможно только таким путем. Может быть, нас можно спасти только так… Я не знаю…
Беседовала Светлана Микулина