75 лет назад, 30 сентября 1941 г., началось легендарное сражение за столицу нашей Родины. Стоит произнести словосочетание «битва за Москву» — сразу же привычные с детских лет встают перед глазами суровые кадры исторических хроник и хрестоматийных кинолент: бескрайние снега, охваченные раскалёнными танковыми клиньями, цепи бойцов, идущих в атаку, рёв артиллерии — «царицы полей»; стылое безмолвие парада 7 декабря
1941-го, когда прямо с Красной площади полки уходили на защиту осаждённой столицы.
«Мы свою Победу выстрадали честно, преданы святому кровному родству…» Эти слова прекрасно отразили главное: битва за Москву стала первым вкладом в формирование того громадного магнитного поля национальной идентичности, в пределах которого русский и белорус, казах и армянин, еврей и осетин, украинец и бурят ощутили себя единым народом. Воинским и трудовым братством перед лицом общей беды, а потом, уже после Победы, — перед лицом громадных задач по восстановлению страны, по выведению её на недосягаемую орбиту сверхдержавы. Ещё будут беспримерный подвиг Ленинграда и смертный бой Сталинграда, ещё будет гореть рубец Курской дуги, ещё не пылает небо над ждущим возмездия Берлином — всё ещё впереди. Но первой в череде сражений, изменивших ход Великой Отечественной войны и самой мировой истории, стала именно битва за Москву.
Свыше 78 тыс. саратовцев сражались «в белоснежных полях под Москвой». Имена многих из наших земляков стали легендарными: таков генерал-майор Иван ПАНФИЛОВ, таков знаменитый политрук Василий КЛОЧКОВ, чьи слова «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!» стали вечно живым символом великой битвы; таков лётчик Виктор ТАЛАЛИХИН, который в небе под Москвой осуществил первый в истории авиации ночной таран… А сколько было
тех, чьи имена не дошли до нас, обстоятельства чьей гибели навеки затеряны в московских снегах 1941-го, кто остался вечно молодым на подступах к Москве? «Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей войны, я всегда отвечаю: битва за Москву», — говорил маршал ЖУКОВ.
Вспомним и мы.
В перечень дней воинской славы России вошла другая дата, связанная с битвой за советскую столицу, — 5 декабря, начало советского контрнаступления под Москвой и начало того, что не удавалось ещё никому: обращение вспять сильнейшей на тот момент армии мира, вермахта. Но именно 30 сентября 1945 г., ровно три четверти столетия тому назад, началось то, что мы называем обороной Москвы: 2-я танковая группа генерала ГУДЕРИАНА перешла в наступление, начав операцию «Тайфун», а 2 октября на Московском направлении двинулись главные силы группы армий «Центр». «Нахожусь в районе обороны на подступах к родной Москве. Несколько дней идут жаркие бои. Враг прёт как бешеная свинья, не жалея ничего. Но мы удерживаем и его яростные атаки», — пишет семье политрук Клочков.
Так начиналась крупнейшая битва в мировой истории: с обеих сторон в ней участвовало более 7 млн солдат и офицеров, а также 50 тыс. артиллерийских орудий, более трёх тысяч боевых самолётов и около 6,5 тыс. танков. Для сравнения: в Сталинградской битве участвовало на 5 млн солдат и офицеров меньше; в самой, прошу прощения, «раскрученной» битве WWII (с точки зрения американо-европейской историографии) — под «западным Сталинградом», то есть Эль-Аламейном, немецкая армия Эрвина РОММЕЛЯ насчитывала какие-то 80 тыс. человек; а совокупная численность американцев и японцев, схлестнувшихся в битве за остров Коррехидор (включённой хрестоматийным американским историком Хэнсоном БОЛДУИНОМ в список «11 важнейших кампаний Второй мировой»; Московская битва в нём отсутствует, зато есть битвы за Крит и Тараву. — Авт.), не дотягивала и до 90 тыс.
Я не случайно привёл слова нашего знаменитого земляка Василия Клочкова о «бешеной свинье»: немецкий клин, прозванный «свиньёй», русские помнят со времён Александра НЕВСКОГО и Ледового побоища. Ключевая особенность битвы под Москвой — беспрецедентное использование немцами танковых соединений, тех самых клиньев, которые призваны были рассекать глубоко эшелонированную оборону советских войск. Опять же — пример: в мае 1940-го Франция была молниеносно взята под контроль
III Рейха с помощью всего-навсего одной танковой группы генерала КЛЕЙСТА, а в октябре
1941-го на Москву двинулись разом три танковые группы, в составе которых было свыше 1700 боевых машин. При этом они не собирались штурмовать советскую столицу в лоб, как в своё время НАПОЛЕОН, а намеревались взять её в клещи: так, известно, что ближе всех к Москве продвинулся не знаменитый Гейнц Гудериан (той же зимой 1941-го снятый ГИТЛЕРОМ за «самодеятельность»), а командующий 3-й танковой группой генерал РЕЙНГАРД и командующий 4-й ТГ генерал ГЕПНЕР. И решающую роль в отражении немецких «бешеных свиней» сыграла, конечно, 16-я армия РОКОССОВСКОГО, куда входила и дивизия генерал-майора Панфилова.
Хрестоматийное и крайне оскорбительное для нас выражение «завалили трупами» в битве под Москвой, на первый взгляд, подкрепляется цифрами: советские войска потеряли 1,8 млн человек убитыми, немцы — 580 тыс. Однако, по мнению видного российского историка Алексея ИСАЕВА, такое соотношение потерь объясняется тем, что СССР воевал в условиях массовой эвакуации промышленности и по факту немецкой оккупации крупных промышленных районов на Украине и в Белоруссии. Тот же аргумент действует и применительно к Московской наступательной операции, которая, как считает ряд специалистов, носила «незавершённый характер» и не позволила достичь полного разгрома гитлеровцев под Москвой: «Одной из важных причин незавершённости наступательных операций зимой 1941/
1942 г. явился испытываемый войсками действующей армии постоянный и острый недостаток боеприпасов и вооружения. <…> Только к концу декабря 1941 г. в основном были восстановлены мощности промышленности, боеприпасов. Заводы заработали на новых местах», — пишет Исаев.
Таким образом, битва под Москвой определяла боевой, промышленный, психологический тонус громадной страны. Она заставила всех сжать зубы и перетерпеть. Страна сумела совершить перелом не только на полях сражений, но и в экономической плоскости. Военный конвейер СССР заработал на полную. Подключились колоссальные ресурсы. И всё это стало возможным, среди прочего, благодаря тому, что русский Василий Клочков, украинец Иван МОСКАЛЕНКО, казах Нурсутбай ЕСЕБУЛАТОВ и их товарищи остановили фашистские танки под разъездом Дубосеково. Что подольские курсанты две недели держали 20-тысячную немецкую группировку с 200 танками на Ильинских рубежах.
Что эти подвиги повторялись снова и снова на ближних подступах к Москве.
Дискуссии о том, что не нужно было упорствовать и платить миллионами жизней, ведутся уже много лет, и применительно не только к Московской битве, но и к блокаде Ленинграда, и к Сталинграду, к сражениям за Крым и Кавказ. Дескать, такое отчаянное сопротивление — признак нецивилизованности, и недаром с лёгкой руки немецкой историографии гуляет миф о том, что Москву «спасли сибирские дивизии» и примкнувший к ним «генерал Мороз», уже имеющий опыт тёплого общения с захватчиками ещё со времён наполеоновского нашествия. Западным историкам выгодно так утверждать: «сибирские дивизии» в их представлении — это некий стихийно структурированный хаос, бесспорное зло, бесовская азиатчина, которая иззубренным топором, мёрзлым колуном, отточенным чукотским колом упала на белокурые арийские головы под Москвой. А как можно бороться с дикарями, которые экстатически бросаются под танки, которые, верно по злой воле шамана, отстреливаются даже из горящего танка?.. Вот то-то и оно.
…Сибиряки, конечно, сыграли колоссальную роль в победе под Москвой; другое дело, что для немцев «сибирьяком» был любой, кто одет в тёплую одежду, кто сражается в любых условиях и кто белозубо, молодо, с ненавистью скалится под дулом танка. Они уже тогда готовили объяснения тому, что проиграют. Это была не Франция и не Бельгия: «Здесь ад. Русские не хотят уходить из Москвы. Они начали наступать. Каждый час приносит страшные для нас вести. Умоляю тебя, перестань мне писать о шёлке и резиновых ботиках, которые я обещал тебе привезти из Москвы. Пойми, я погибаю, я умру, я это чувствую», — писал жене немецкий рядовой ФОЛЬТГЕЙМЕР.
«Не хотят уходить из Москвы» — это просто форменное безобразие! То ли дело — поведение народонаселения в цивилизованных столицах Европы: «…Чехов, что Прагу свою сохранили, // Сдав её немцам без боя. // Правы бельгийцы, мне искренне жаль их, // Брюгге без выстрела брошен. // Правы влюблённые в жизнь парижане, // Дом свой отдавшие бошам», — скажет Александр ГОРОДНИЦКИЙ в своём пронзительном произведении про то, что «всё воссоздать из развалин возможно, кроме утраченной чести».
В условиях нынешних непрерывных информационных войн мнение специалистов «на том берегу» ощущается особенно остро. Впрочем, ещё десять лет назад британский дипломат и историк, бывший посол Соединённого Королевства в СССР и РФ, сэр Родрик БРЕЙТВЕЙТ в своей работе «Москва-1941: город и его жители на войне» (2006) попытался понять, какими настроениями жила осаждённая советская столица в том роковом году. «Моя книга — о людях, которые, несмотря на паранойю СТАЛИНА и некомпетентность армейского командования, объединились и остановили Гитлера», — вот так, ни больше ни меньше, пишет автор. К чести (или бесчестью?) автора, он всё-таки пытается выставить жителей Москвы людьми, которым ничто «человеческое» — евроценности — не чуждо: у сэра Родрика москвичи морально готовы сдать Москву, они говорят о скором падении режима Сталина, рабочие идут на активные протестные акции, портят оборудование и от безысходности воруют технический спирт и сосиски, и прочая, и прочая. По результатам прочтения текста г-на Брейтверта, а равно и других западных спецов, в частности моего любимого историка и тёзки Энтони БИВОРА, в общем-то, становится понятно: ТАКУЮ войну и, в частности, ТАКОЕ сражение, как битва под Москвой, могли выиграть лишь существа, тотально (и, конечно, тоталитарно) оторванные от общечеловеческих ценностей. Обладающие колоссальным болевым порогом, как звери. Нечувствительные к любым внешним воздействиям, как бактерии в средневековье. Выживающие вопреки зверствам вожака стаи — как волки.
И это всё про нас. Да?
Справедливости ради следует сказать, что предки господ историков вели себя куда адекватнее: уже в конце 1941-го немцы увидели под Москвой британские танки «Валентайн-II», полученные по ленд-лизу; машины сами по себе лёгкие, ничего не решающие, но самим фактом своего существования в московских снегах иллюстрирующие важный факт: в борьбе с реальным мировым злом «цивилизация» примкнула к «дикарям», и перед лицом общего врага победа — общее дело. И она осталась за нами.
P. S. Автору этих строк доводилось общаться с несколькими участниками битвы за Москву. С Героем Советского Союза Иваном Васильевичем ОГЛОБЛИНЫМ. С лётчиками, воевавшими в московском небе: Василием Никаноровичем САВЕНКОВЫМ и Павлом Поликарповичем ЛЫСЕНКО. Они не очень охотно, с напряжением, но рассказывали о разном — о боях под Москвой, о снегах и о гибельном небе над осаждённой столицей, о ранениях, о гибели боевых товарищей, о суровой необходимости стоять насмерть, но их объединяло одно: в голосе этих ветеранов сквозила суровая непреклонная убеждённость в том, что всё было сделано правильно. Что громадные жертвы — не напрасны. Что как это — сдать МОСКВУ?.. Что пример неслыханной доблести и стойкости не будет забыт, что та ежедневная, ставшая будничной и привычной страшная боевая работа не потребуется снова. Что этот исторический опыт убережёт нас и Россию от новых исторических катаклизмов. От новых операций на сердце нашей Родины.
…Они говорили это так, как будто всё это было вчера.
Автор: Антон Красноы