Элементы риска Дмитрия Менделеева
В небезопасной формуле жизни великого химика есть и саратовские составляющие
Писать о Менделееве всё равно что писать о Пушкине: дело, мягко говоря, неблагодарное. Что-то новое и оригинальное сказать едва ли возможно, а не сказать нет возможности, потому что речь идёт о людях, входящих в первый ряд самых узнаваемых представителей отечественной истории. Это действительно так: не каждый из нас сразу же узнает в лицо, скажем, Александра Блока (мужа второй дочери Дмитрия Ивановича) или, допустим, Александра Воскресенского (кроме шуток — великого учёного и педагога, или, как его именовали, «дедушку русской химии»), а вот Менделеева и Пушкина знают все.
Неудивительно: внешность ПУШКИНА по понятным причинам известна каждому, а облик благообразного седобородого учёного на полях периодической таблицы химических элементов, названной его именем, прочно врезается в память с первого же школьного урока химии. Системность, основательность, далеко идущий расчёт, фундаментальный универсализм, статус учёного-хранителя Депо образцовых гирь и весов, незыблемость основ, заложенных его гением, — вот главные из характеристик, слагающих имя, славу, легенду МЕНДЕЛЕЕВА. Так?
…Да не совсем.
Автор самого главного и самого системного закона химической науки был человеком живым, беспокойным, неусидчивым. С детства дрался, ходил «стенка на стенку» на льду реки Тобол, учился плохо, не принимал иных топорно-азбучных «истин». Не боялся идти против общественных течений. Умел бороться не только за научную суть и правду, но и за простую человеческую любовь, и за благо государства, не чурался столь скомпрометированного позже слова «патриотизм». Рвался в небо: ««Летать я не боюсь, боюсь того, что мужики при спуске примут за чёрта и побьют», — скажет Д. И. ровно 130 лет назад, в 1887-м, поднимаясь в небо на воздушном шаре на высоту около трёх километров, чтобы наблюдать солнечное затмение. Преподавал, ругался, бранил нерадивых, спорил и рвал с имперским министром просвещения. Был сторонником государственного протекционизма и, не колеблясь, поддерживал промышленную и таможенную политику «реакционного» АЛЕКСАНДРА III. Не стеснялся плакать, когда приходили плохие вести с театра русско-японской войны — о страшном поражении под Цусимой, когда «передовая общественность», добрейшие либералы, раздувая капюшон, поздравляли друг друга с «крахом гнилого самодержавия». Враждовал с НОБЕЛЯМИ и в итоге — величайший химик мира! — не получил соответствующую премию, хотя его выдвигали в 1905, 1906, 1907-м (дали учёным по фамилиям фон БАЙЕР, МУАССАН, БУХНЕР — слышали, нет?). 1500 научных работ! Химик, метеоролог, социолог и географ, промышленник и технолог, крупнейший не только научный, но государственный ум — он, пользуясь словами уже упомянутого Александра Сергеевича о другом учёном-энциклопедисте, ЛОМОНОСОВЕ, «всё испытал и всё проник».
…Дмитрия Ивановича Менделеева не стало ровно 110 лет тому назад — 2 февраля 1907-го. Но обо всём по порядку.
Беспокойный. Несистемный. Семнадцатый…
В октябре 1855-го, уже после падения Севастополя в ходе Крымской войны, за советом к врачу в Симферополе обратился скромный учитель местной гимназии. Петербургские медики, по рекомендации которых 19-летний молодой человек пришёл к маститому специалисту, диагностировали открытую форму туберкулёза и предсказали, что он обречён. Однако диагноз не подтвердился: пациенту, у которого часто шла горлом кровь и коему предсказывали пару-другую месяцев жизни, указали на врачебную ошибку столичных эскулапов и предрекли долгую жизнь. Больного юношу звали Дмитрий Менделеев, а медика, отбросившего домыслы о скорой смерти последнего, — Николай Иванович ПИРОГОВ. Гений к гению…
Надо сказать, что у сибиряков, к числу которых с полным основанием могло причислять себя семейство Менделеевых, вообще было крепкое здоровье. Матушка Д. И. Мария Дмитриевна была женщиной героической: не только рожала детей, но управляла фабрикой, ухаживала за больным ослепшим мужем, принимала в своём доме в Тобольске ссыльных декабристов…
…А родила она семнадцать (!) детей, и вот этим-то 17-м, «последышем», как его называли, и был Дмитрий Иванович.
Его отец, Иван Павлович, уроженец Тверской губернии, на самом деле не Менделеев, а СОКОЛОВ. История известная: дело в том, что в среде духовенства, к которому относился дед великого учёного, тогда было принято записывать сыновей священника под разными фамилиями; так попов сын Иван Соколов и оказался Менделеевым — по фамилии «соседнего помещика Менделеева, который менял лошадей» (это говорил сам Д. И. — Авт.). Отец великого химика был личностью незаурядной: прекрасный педагог, член Петербургского общества российской словесности, человек просвещённый и мыслящий. В 1823 г. семья Менделеевых переезжает в Саратов, где Иван Павлович приступает к обязанностям директора знаменитой 1-й мужской гимназии, прекрасно себя зарекомендовывает, комплектует гимназию инструментарием и учебными пособиями. Но!.. Перечисленные чуть выше качества сослужили Менделееву-старшему недобрую службу: уже в 1826-м он лишён директорского поста, задержался в нашем городе ещё на год и уже потом навсегда уехал из Саратова «в деревню, в глушь»… В Тобольск. Несправедливо будет не упомянуть ещё один эпизод из саратовской жизни семейства Ивана Павловича: в сентябре 1825 г. род Менделеевых был внесён в Саратовскую дворянскую родословную книгу, а позже Иван Павлович запросил саратовское депутатское собрание на предмет утверждения в дворянском достоинстве его сына Дмитрия, родившегося, как известно, уже не в Саратове, а в Тобольске, 8 февраля 1834 г.
…Но великие химики и тут не обошли Саратов стороной. В то же самое время, когда Иван Менделеев возглавлял Саратовскую мужскую гимназию, учился в ней один странный мальчик — вспыльчивый, обидчивый и упрямый, но колоссально одарённый и моментально запоминавший любой объём материала. Это был Николай ЗИНИН — будущий великий учёный, один из отцов русской химии, коллега и часто единомышленник Менделеева, первый президент Русского химического общества, учитель Александра БОРОДИНА — первоклассного учёного-химика и по совместительству автора прекрасной оперы «Князь Игорь»…
Формула любви к Отечеству
Дмитрий Иванович никогда не скрывал, что он убеждённый государственник, патриот, последовательный защитник русской идеи и русского мира. Издёвки, сарказма, глумления в отношении указанных этих фундаментальных понятий он не прощал никому. И уж конечно, понятие «патриотизм» в его устах не имело того подчас маргинального звучания, которое придаётся термину в наши дни. Сам Д. И. считал патриотизм некой золотой серединой между «общечеловеческим» космополитизмом (для приверженцев которого сами слова «отечество», «любовь к родине» и так далее звучат с издёвкой) и «зоологическим шовинизмом» (который — не секрет — также внедрялся в умы русского общества, одна самодовольная дальневосточная политика НИКОЛАЯ II чего стоит!). Менделеев гордился тем, что Россия никогда — за редкими исключениями, лишь подтверждающими это фундаментальное правило, — не извлекала прибыль из бедствий других народов и государств: не шла по колониальному типу развития, не высасывала соки из подконтрольных территорий, как, к примеру, Британия из Индии, не стравливала соседние государства и т. д.
При этом патриотизм Менделеева не был умозрительным: как истый учёный-практик, он измерял его во вполне конкретных действиях и решениях, предпринятых во благо государства и народа. «Всего более четыре предмета составили моё имя: периодический закон, исследование упругости газов, понимание растворов как ассоциации и «Основы химии», — скажет он в 1905-м. Дмитрий Иванович ещё и поскромничал: в эти «четыре предмета», конечно, уложились его научные и практические изыскания и преподавательская деятельность, а также докторская диссертация «О соединении спирта с водою» (1865), ставшая фундаментом нелепого народного мифа про то, как «Менделеев сорокаградусную изобрёл» (о том, что это не так и что 40-градусный стандарт был внедрён российским правительством ещё в 1843-м, когда «изобретателю водки» было 9 лет, уже писано-переписано. — Авт.). Однако не вошли в скромные менделеевские постулаты ни его огромные и разнообразнейшие изыскания в интересах российской нефтяной, металлургической и военной промышленности (изобретение бездымного пироколлодийного пороха), ни широчайшая география изысканий и перемещений по всему свету, ни заслуги в качестве эксперта-энциклопедиста. Это сейчас в аналитических программах дают слово узкопрофильным экспертам — специалистам «по ковырянию в левой ноздре», а в сферу интересов Менделеева входили столь разные области человеческой мысли и жизнедеятельности, как реформа высшего образования, вопросы социологии и демографии, таможенная и промышленная политика, постановка метрологического дела в России, воздухоплавание, кораблестроение — и прочая, и прочая, как пишут в своих манифестах монархи. «Не укрывается от него ничего. Его знание самое полное. Оно происходит от гениальности, у простых людей такого не бывает. У него есть всё», — говорил о Д. И. его зять и, в общем-то, сам гений, великий БЛОК.
…Гением Менделеева называли в открытую и при жизни. Он сердился и ругался, используя многочисленные идиоматические обороты русского языка. По воспоминаниям современников, один из величайших учёных мира всех времён и народов был человеком вспыльчивым, простым в разговоре, не переносил обращения «Ваше высокопревосходительство» (а к нему, носителю громадного количества титулов и регалий, обращаться следовало именно так) и требовал называть его просто по имени-отчеству: Дмитрий Иванович. И неважно, кто стоял перед ним — министр просвещения Иван ДЕЛЯНОВ, из-за ссоры с которым Менделеев в 1890 г. ушёл из Петербургского университета, проработав в нём 27 лет, или простой мужик из деревни Боблово близ Клина, где у Д. И. была усадьба (где он, в полном соответствии со своими принципами, обустроил экспериментальную лабораторию, опытное поле, а также племенную конюшню и молотилку — уважал Д. И. физический труд!).
«Чемоданное настроение»
Он вообще любил пропускать знания и опыт через руки. Страсть к эксперименту, и подчас эксперименту рискованному, не оставляла его никогда. Ещё одна его страсть — к перемене мест: заводы, фабрики и глубокие шахты, наблюдения за затмением с высоты трёх километров; 33 поездки во Францию, 32 — в Германию, 6 — в Италию, посещения Америки, Англии и Швейцарии. Уральская экспедиция, Сибирь… Труды по освоению Крайнего Севера и совместное проектирование с ещё одним беспокойным путешественником, адмиралом Степаном МАКАРОВЫМ, знаменитого ледокола «Ермак». И после этих бесконечных марш-бросков и штурмов, после тысяч встреч — отдых у себя в Боблово, баня, крепкий чай… И — чемоданы.
Это известный факт: было у Д. И. чудное хобби — изготовление чемоданов, дорожных ящичков, шкатулок, разного рода футляров и коробочек. Интересно, что иные соседи не знали, что перед ними учёный с мировым именем, и считали его специалистом по изготовлению чемоданов: «Кто это?» — «Да это Дмитрий Иваныч! Знатный, я тебе скажу, мастер!»
Всё это так: мастер. Человек, виртуозно сложивший свою жизнь из пёстрых и разнохарактерных элементов, поприщ, векторов деятельности, человек, успевший так много. Учёный, который сумел вычленить кирпичики мироздания, из которых сделан этот мир, и аккуратно выложить перед нашими глазами в красивую и аккуратную, поразительно ясную таблицу…
P. S. «Сам удивляюсь — чего только я не делывал в своей научной жизни. И сделано, думаю, неплохо».
Автор: Антон Краснов
