Торг здесь неуместен!
111 лет назад первая Дума сразу дала понять: компромиссов с властью не будет
Гром не грянет — мужик не перекрестится. И уже тем более не пойдёт на действо, поименованное опасным словом «выборы». Исторически сложилось так, что большая часть населения России не была избалована возможностями хоть минимального выбора — всё было расписано сверху: отцом, семьёй, церковью, традицией, государством. Царём, наконец. Но в 1905-м грянул такой гром, что эта возможность — со скрипом, с недобрым сердцем, с нехорошими предчувствиями, — но была предоставлена: знаменитый Манифест 17 октября 1905-го, данный Николаем II, расширил полномочия Государственной думы (учреждённой как институт чуть ранее, в августе) и превратил её из законосовещательного органа в законодательный. Кроме того, высшая власть пообещала: к участию в выборах и представительству в парламенте будут привлечены те слои населения, что ранее не имели права голоса вовсе. А 27 апреля 1906-го, 111 лет назад, начала свою работу Государственная дума 1-го созыва.
Первый парламент явился неким испытательным полигоном, где пробовали себя на открытой трибуне люди яркие, одарённые, честолюбивые; где, как музыкальный инструмент, настраивали свой дар красноречия те, чей голос чуть позже зазвучит на всю Россию. Хватало в первом и последующих созывах и авантюристов, бунтовщиков, норовящих любой ценой расшатать государство и систему, всунуть свои пять копеек в обрушение «опостылевшего царизма». Кто-то потом взошёл на вершину, кого-то погребло под обломками… Но были и те, кто искренне желал отдать свои силы, волю, талант, энергию во имя процветания страны. Другое дело, что каждый видел эти благородные цели и задачи по-разному. Помните, как в знаменитом фильме «Новые приключения неуловимых», когда Буба Касторский в ресторане поёт «Боже, царя храни…», в зале разворачивается, кхм, оживлённая дискуссия?.. «Да здравствует парламентская республика!» — «Я протестую!» — «Молчать, щенок!» — «Вся власть учредительному собранию!» — «Долой монархов!» с последующими беспорядками и мордобоем. Ну вот примерно таков и был дебютный созыв Госдумы Российской империи: с самых первых дней её работы стало понятно, что депутаты не договорятся даже между собой, не говоря уж о государстве…
Саратовская губерния дала и в 1-й, и в последующие (2-4-й) созывы Думы немало ярких, выделяющихся даже на общероссийском фоне парламентариев. Самым известным депутатом от нашей губернии, безусловно, является Александр КЕРЕНСКИЙ, избравшийся в октябре 1912-го в Думу 4-го созыва от Вольского уезда (а 27 апреля 1906-го, в день рождения российского парламентаризма, к слову, сидевший в «Крестах» по обвинению в принадлежности к боевой организации эсеров). А ведь был ещё Иван ЖИЛКИН, лидер так называемой Трудовой группы Думы, выступавший в первом российском парламенте со смелыми речами об амнистии, об отмене смертной казни, о делах аграрных, позволявший себе разудалые выпады в адрес правительства, — да такие, что после роспуска 1-й Думы загремел в тюрьму. Был ещё один видный депутат от Саратовской губернии, принимавший участие в 1-м, 3-м и 4-м созывах Госдумы, — балашовский помещик Николай ЛЬВОВ, издатель газеты «Саратовский дневник», учредивший либеральный журнал «Освобождение» и оказывавший финансовую помощь ленинской «Искре» (а позже удостоившийся от злого на язык Владимира Ильича доброго эпитета «контрреволюционный дворянчик»). Были и другие, по-своему не менее выдающиеся люди.
Но обо всём — и обо всех — по порядку.
Империя: не место для дискуссий
Политическая жизнь страны тогда была, очень мягко говоря, бурной. С парадом гражданских свобод (фактическим ли, мнимым), который открыл царский манифест, в империи развернулось активное партийное строительство: политический спектр дробился и множился на глазах. Другое дело, что целый ряд партий (включая РСДРП — большевиков) бойкотировал выборную кампанию, развернувшуюся с 26 марта по 20 апреля 1906 г. В общем-то действовала уже сложившая милая традиция: не принимать ЛЮБЫЕ инициативы, исходящие от царя и правительства, блокировать и игнорировать любые действия высшей власти, даже если они очевидно во благо государства и общества.
Порядок самых первых выборов в Думу был таков. Были учреждены четыре избирательные курии: землевладельческая, городская, крестьянская и рабочая. Выборы были не прямыми, а многоступенчатыми (как сейчас, к примеру, в США), т. е. депутатов избирали выборщики, определённые самими избирателями. Выборщики представляли население неоднородно: так, в землевладельческой курии один выборщик приходился на 2 тыс. избирателей, в городской — на 4 тыс., а вот в крестьянской на 30, а в рабочей и вовсе на 90 тыс.! Механизм избирательной кампании был заточен под то, чтобы не допустить в парламент радикальные элементы, людей случайных, политических маргиналов. Кроме того, полномочия самой Думы были сильно ограничены: по выражению одного из наиболее ярких депутатов 1-го созыва, видного юриста и историка Максима КОВАЛЕВСКОГО, в Думе видели лишь «то, что она есть — один из Советов, к которым император будет обращаться с целью ознакомления с запросами русского общества». Не более того. Словом, депутаты сильно не обольщались своей ролью в истории и в управлении государством.
Да и высшая власть подчас вела себя в стиле «Но-но-но! Знай своё место, холоп!». К примеру, первым документом, который был направлен в Думу 1-го созыва правительством, стал законопроект об ассигновании… 40 тыс. руб. на постройку пальмовой оранжереи и прачечной (!) при Юрьевском (г. Юрьев — ныне Тарту, Эстония) университете. Это было в общем-то сознательное унижение парламентского корпуса. Впрочем, депутаты рассыпались в ответных любезностях…
Для заседаний Государственной думы был отведён Таврический дворец в Петербурге, но перед первым заседанием император принял депутатов в Зимнем. «Я буду охранять непоколебимыми установления, мною дарованные, с твёрдою уверенностью, что вы отдадите все свои силы на самоотверженное служение Отечеству», — заявил НИКОЛАЙ II. По воспоминаниям очевидцев, подавляющая часть депутатов выслушала эти слова с хмурыми лицами, а в глазах иных народных избранников сквозила ненависть. Эти люди, одетые по мере своего достатка и представления о публичности, кто в косоворотке, кто в поддёвке, кто-то лохмат и небрит, смотрелись диковато на фоне вызывающей имперской дворцовой роскоши. Депутат Владимир НАБОКОВ (отец будущего классика мировой литературы) стоял в первом ряду с вызывающе засунутыми в карманы руками. Другие выглядели не более приветливо: недобрые взгляды, смешки и покашливание, тяжёлая аура недоверия и злобы…
Первая Дума, просеянная через фильтры максимальной лояльности к правительству и самодержцу, даже имевшая кадетское большинство и не включившая в себя представителей левых, всё равно лояльной не стала. Напротив, с первых же дней своей работы она принялась штамповать запросы о незаконных действиях правительства (за 72 дня, которые просуществовал первый созыв Думы, был принят 391 подобный запрос). Все требования Думы — об амнистии политических заключённых, отмене смертной казни, установлении ответственности министров перед Думой и так далее — правительство Ивана ГОРЕМЫКИНА отвергло с порога.
А затем во главе Совета министров встал человек, которого и поныне называют основным инициатором роспуска 1-го созыва Думы.
Пётр СТОЛЫПИН оставил пост саратовского губернатора и получил портфель министра внутренних дел ровно за день до первого заседания Госдумы. Он выступал в парламенте множество раз, и большей частью народные избранники устраивали ему обструкцию. Кроме того, они отказывались осудить разгул террора: «Дума народного гнева», как кичливо именовали себя иные депутаты, не только не хотела включать в повестку антитеррористические законопроекты, но и позволяла себе публично поддерживать кровавые акты, захлёстывавшие в то время страну. Так, на довод Столыпина по поводу того, что на 90 казнённых по приговору военно-полевых судов террористов приходится 288 убитых и 388 раненых представителей власти, причём не чиновников-хапуг, не высокопоставленных коррупционеров-мироедов, а простых полицейских, людей мирных и семейных, из зала заседания кричали: «Мало!» Острейшая ситуация сложилась и вокруг второго после террористической повестки вопроса в государстве — аграрного.
И в один отнюдь не прекрасный момент терпение Столыпина, 8 (19) июля назначенного на пост премьер-министра, и того, кого было запрещено по регламенту упоминать в Думе — императора, — лопнуло: Таврический дворец попросту закрыли, а на двери повесили царский манифест, в котором чёрным по белому была указана причина роспуска Думы — за «действия явно незаконные» и стремление усугубить революционные беспорядки в стране.
Тут же были объявлены новые выборы. Так весело начиналась эпоха парламентаризма в России.
Саратов: Ульянов, Литвинов и все-все-все
Выборная кампания в нашей губернии полностью отражала общероссийские тенденции и даже являлась концентрированным их воплощением. Под влиянием эсеров и большевиков значительные массы населения (и, в частности, рабочие) выборы бойкотировали. Из 11 депутатов, вошедших в 1-й созыв Думы от Саратова и Саратовской губернии, трое — председатель Саратовской губернской земской управы, будущий деятель Белого движения Николай Львов, известный историк и правовед (много позже, в 1939-м, расстрелянный за «контрреволюцию и шпионаж») Сергей КОТЛЯРЕВСКИЙ и присяжный поверенный Александр ТОКАРСКИЙ — были кадетами. Остальные восемь саратовских думцев были «трудовиками», т. е. вошли в состав Трудовой группы первого российского парламента. Назовём их поимённо.
Это адвокат и издатель Яков ДИТЦ, из семьи поволжских немцев-колонистов. Это знаменитый Иван Жилкин, из старообрядцев города Вольска, журналист и публицист, в будущем — член правления Союза писателей СССР, автор книг для детей; мирно дожил до 1958-го. Это учитель Семён БОНДАРЕВ. Это прозаик и публицист Степан АНИКИН, один из лидеров саратовских эсеров. Это крестьянин, полный тёзка будущего наркома иностранных дел СССР Максим ЛИТВИНОВ. Это однофамилец ещё одного великого революционера — Григорий УЛЬЯНОВ (забавная и очень показательная деталь: на момент своего избрания эсер Ульянов находился в Тюменской тюрьме, но был возвращён из Сибири как новоиспечённый парламентарий). Это присяжный поверенный Николай СЕМЁНОВ (не путать с великим химиком-саратовцем, лауреатом Нобелевской премии) — после Февральской революции он станет первым губернским комиссаром Временного правительства. Наконец, это учитель Павел КАЛЬЯНОВ.
Таковы были отцы-основатели саратовского парламентаризма.
P. S. Николай II учредил Думу как инструмент для умиротворения революционных волнений в стране, как механизм консолидации различных политических течений. Но в итоге получилась пёстрая, зубастая, резко антиправительственная фронда, категорически не желавшая идти на конструктивное сотрудничество с правительством. В общем-то парламентаризм стал миной замедленного действия, заложенной под фундамент империи. Впереди были 2-й созыв Думы, оказавшийся ещё более радикальным и непримиримым; впереди были так называемый Третьеиюньский переворот 3(16).06.1907 г. — досрочный роспуск и этого состава Думы, просуществовавшего аж 103 дня, и ужесточение выборного законодательства. Каждый следующий созыв Думы работал дольше предыдущего и медленно, но верно аккумулировал в стенах парламента все антиправительственные силы и потенциалы страны…
«Мина» рванула в ноябре 1916-го, когда лидер кадетов Павел МИЛЮКОВ произнёс в Думе свою знаменитую, могучую, исполненную обвинений и пафоса речь «Глупость или измена?..». Речь умышленно провокационную и грубую, ставшую символом политического и парламентского кризиса, в значительной степени предопределившего Февральскую революцию.
«Представительное правление — инструмент, на котором могут играть лишь превосходные музыканты».
Автор: Антон Краснов
