Опасно и полезно? 

Решение о переработке в Горном особо опасных отходов вызвало девятый вал эколого-социально-политического шквала. Чего стоят одни заявления народных избранников типа:

— Если случится утечка по воздуху, то два часа — и областного центра нет;

— К нам привезут 50 тысяч тонн смерти — это новый план по уничтожению страны.

И многое тому подобное, от чего волосы дыбом и мороз по коже. 

Не помог и визит в Саратов высокопоставленного «атомного» чиновника — первого замглавы «РосРАО» Максима КОРОЛЬКОВА. Скорее, наоборот, уровень тревожности повысился — там, где атом, пусть даже мирный, жди Чернобыля или Фукусимы, а то и Хиросимы. К тому же, заверяя саратовских общественников, что никаких радиоактивных отходов в Горном не будет, московский гость не смог ответить на вопрос: а что, собственно, там будет? Перечень отходов первого и второго классов опасности превышает сто наименований, вот и додумывай, что хочешь. Корольков в качестве примера назвал аккумуляторы, трансформаторы, ртутьсодержащие приборы — то есть, возможно, к нам станут свозить отработанные батарейки и разбитые градусники. 

Парадоксально, что сами аргументы «за» перепрофилирование ставшего знаменитым завода оборачиваются ещё большим смятением в умах. Например, бодрое утверждение представителей «РосРАО», что уровень загрязняющих веществ в воздухе будет в полторы тысячи раз ниже, чем было при утилизации там химоружия, вызвало негативную реакцию части местных жителей. Выходит, при УХО мы дышали ужасно загрязнённым воздухом, а нам говорили, что всё в порядке, экологическая безопасность гарантирована. 

То же самое и с информацией сотрудников ФКП «Горный», что завод сейчас не стоит — перерабатывает грунт, который заражён уничтожаемым ранее химоружием. Значит, земля всё-таки поражена, под ногами отрава. Ну и так далее.

Экологи-общественники приводят более обоснованные, с их точки зрения, аргументы. Вот, например, что говорит известная всем в Саратове Ольга ПИЦУНОВА:

— По моему мнению, в Горный не повезут ни батарейки с аккумуляторами, ни ртутные и люминесцентные лампы, ни радиоактивные отходы, ни отходы с большим содержанием цветных, редкоземельных и тяжёлых металлов. Скорее всего, наш заводик предназначен для иной пакости — «отходы отходов» (то есть всего того дерьма, которое образовалось при переработке отходов на самом предприятии), а также «невозвратных отходов» (тех, что предприятия не смогли или не захотели ввиду экономической нецелесообразности переработать на месте или сдать на переработку). Это подарок региону от нацпроекта «Чистая страна» по подпроекту ликвидации накопленного экологического вреда. Что ж, в любом самом чистом доме должен быть сортир...

Местные чиновники, несмотря на заверения некоторых представителей обл­минприроды, что какие-то проекты они уже рассматривали, на самом деле не имеют представления о том, что именно к нам повезут. Вот и плетут что ни попадя. Кто-то твердит мантру про батарейки и лампочки, кто-то пытается убедить себя и читателей, что завод будет ужасно экологичным (в 15 тыс. раз безопаснее завода по УХО), напрочь отказывая саратовцам в наличии разума (принимая, видимо, их за полных дебилов). 

Для выбора наилучшей — как того требует природоохранное законодательство — технологии необходима информация о виде отходов. Но этой информации нет, а деньги на проект уже выделили. Разрабатывать проект в условиях, когда объект утилизации неизвестен, — бред! 

Споры вокруг нового профиля (в самом деле ещё неизвестного широкой общественности) неизбежно скатываются в политику. При этом всем трём саратовским губернаторам приходилось переживать обострение ситуации вокруг завода в Горном. Первый губернатор Дмитрий АЯЦКОВ, во время пребывания которого в должности и было принято судьбоносное решение о создании объекта по УХО и которому пришлось принять на себя первый залп массовых протестов, так прокомментировал сегодняшнюю ситуацию нашему изданию:

— Политическая составляющая была только в том, что мы взяли на себя очень серьёзные обязательства по уничтожению отравляющих веществ и тем самым выполнили первый этап международной конвенции по уничтожению этих веществ. То, что сегодня предлагается, я думаю, очень правильный, выверенный вариант уничтожения долей ОВ в компонентах первой и второй категорий атомной энергетики. Это дополнительные рабочие места, дополнительные налоги — если всё состоится, это станет огромным плюсом для всей Саратовской области. Сейчас же мы видим, что ситуация излишне политизируется, что и вызывает страсти. Вместо политизирования должен быть здоровый прагматизм. Когда мы перерабатывали ОВ, в Горном была масса наблюдателей из многих стран мира, и они убедились, что все процессы шли на должном уровне. Хранить всякую бяку было гораздо опаснее, чем её утилизировать. Поэтому я желаю только одного — чтобы победил прагматичный взгляд на ситуацию. 

Льготы важнее здоровья

Прагматичный взгляд на ситуацию присутствовал всегда, особенно у жителей посёлка Горный. «Буду иприт из шланга сосать», — эту фразу произнёс один из активистов-общественников, выступая от имени жителей посёлка Горный и всего Краснопартизанского района во время общественных слушаний, проходивших на объекте УХО осенью 2009 г. Этим оратор хотел сказать, что если бы ему дали всё, что обещали, когда завод только начинал строиться, — многочисленные льготы и компенсации, то он согласился бы глотать отравляющие вещества кожно-нарывного действия, каковыми являются иприт и люизит, не опасаясь за своё здоровье, а главное, за своё будущее. Именно социальная, а не экологическая сторона вопроса стала детонатором перманентного конфликта вокруг завода в Горном. Обманутые ожидания людей страшнее всякой химической или природной катастрофы. 

Ещё один парадокс ситуации вокруг завода УХО в том, что впервые она по-настоящему обострилась и накалилась не тогда, когда «особо опасный» объект строился и вводился в эксплуатацию (и закономерно было ждать протестов сторонников экологической чистоты), а наоборот, когда возник вопрос о его возможном закрытии. Это произошло в 2005 г.: стало известно, что химоружие заканчивается и скоро промышленный процесс его уничтожения прикажет долго жить. Вот тут и поднялись на дыбы жители окрестной зоны. 

— Нам в 1996-м говорили — появится завод, и всё у вас будет: новое жильё, благоустройство, медобслуживание на мировом уровне, компенсационные выплаты. Мы поверили, обрадовались и проголосовали, а теперь что же? Завод закроют, и про нас никто больше не вспомнит, — возмущённо говорила мне в ту пору пожилая жительница барака, построенного ещё в 1930-е гг. для зеков, добывавших здесь сланцы (отсюда, кстати, и непонятное для посёлка в степи название Горный — вокруг выросли курганы из отходов).       

Для тех, кто никогда не бывал в Горном, поясняю: условия жизни в райцентре, каковым является посёлок, 10 лет назад, как, впрочем, и сейчас, составляли разительный контраст с теми, что были обеспечены жителям посёлка Михайловский, построенного для военных и рабочих завода. В заволжской степи возник оазис благополучия, но не для всех — туда даже вход был по пропускам, и это не могло способствовать укреплению добрососедских отношений.

Что же касается собственно экологической ситуации, то ещё когда завод в Горном только строился, специалисты Центра стратегических исследований особо подчёркивали, что анализ воздуха и состояния почвы на таких «сложных экологических объектах» не способен дать объективную картину. Главную же проблему они видели в следующем (цитирую доклад): «Не проведено исследование содержания возможных токсических продуктов физико-химической и биологической трансформации в тканях живых организмов, где эти продукты могут накапливаться в течение месяцев, а иногда и лет, вне всяких видимых отклонений в физиологических и поведенческих реакциях. Особенно часто такие накопления можно обнаружить в липидах жировой ткани и спинного мозга, а также в фосфолипидах головного мозга животных и человека…» 

Учёные указывали, что без токсикологической составляющей исследования воздуха, воды и почвы не имеют никакого смысла. Насколько мне известно со слов знакомых экологов, жителей Горного и его окрестностей подобным образом никто не проверял, значит высказывания о полной и безоговорочной безопасности объекта, мягко говоря, несколько преувеличены.

Пугающая и утешающая неизвестность

Что же мы имеем, как говорится, в сухом остатке? В условиях неизвестности, что и как станут перерабатывать (хотя следует допустить, что кто-то об этом уже знает, тем более якобы и деньги даже выделены), людям остаётся два выбора: либо слушать тех, кто уверяет, что новое утилизирующее предприятие озолотит нашу область и выведет её в число регионов, знаменитых на весь мир, либо, наоборот, внимать тем, кто заявляет, что «заводы смерти» погубят Волгу, а с ней и всю область, и не только нашу. Кому верить? Аргументы и у тех, и у других не слишком убедительные, поскольку не подкреплены конкретными фактами. В условиях же растущего недоверия к любым инициативам власти обыватели наверняка скорее поверят в негатив. Значит, протестные настроения имеют больше шансов на поддержку со стороны населения, чем благостные. 

Не хочется думать о плохом, но поневоле вспоминается Чернобыль, который считался лучшей атомной станцией Советского Союза, в том числе и в плане безопасности. И, как теперь признают дожившие до наших дней ликвидаторы, несмотря на повышенное внимание к атомным объектам со стороны власти, науки и всяких чрезвычайных служб никто в апреле 1986-го по-настоящему не знал, что нужно делать, приходилось двигаться наугад, так как брать пример было не с кого. 

Получается, что на сегодняшний день и полная безопасность, и повышенная опасность будущего завода (а он, скорее всего, будет несмотря на протесты по всей области) — всего лишь мифы, которыми как туманом окружён таинственный объект в посёлке Горном. Правда, возможно, страсти как-то отразятся на политическом рельефе нашей области — глядишь, кто-нибудь в отставку уйдёт. Вот только эта политическая составляющая ситуации к экономической, социальной и природно-экологической её сторонам не имеет отношения, а значит вряд ли отра­зится на нашем благополучии и достатке.